– О мой дорогой мальчик! Он играет, слава Богу. И так великолепно играет, – сквозь слезы проговорила она.

Джордж обнял ее за плечи.

– Конечно. Я ни минуты не сомневался, что он справится с этим.

Миранда боялась испортить свой грим. Кончиками пальцев она осторожно вытирала слезы, готовые политься из глаз. Она никогда не сомневалась в Шриве. Она знала, что он вложит сердце и душу в свою игру. Шрив был настоящим актером. Он не выносил плохой игры. Но не ошиблась ли она, вернув его на сцену? Работа убивала его. Он весь покрылся потом. Его жесты были легкими, движения уверенными, как будто он все видел, но она понимала, чего это ему стоило.

– «Но ныне собираюсь я отречься от этой разрушительной науки».

Страсть в его голосе давала знать о его состоянии: он был измучен напряжением, умирал от волнения.

– «А книги я утоплю на дне морской пучины, куда еще не опускался лот».

С правой стороны находилась седьмая его метка. Поставив на нее ногу, он должен был бросить волшебный жезл в сторону кулис, где ждал рабочий сцены, чтобы поймать его.

Шрив знал, что здесь существует множество возможностей для провала. Если он бросит его слишком сильно, то может поранить кого-нибудь за кулисами. Если он бросит жезл слишком слабо, тот упадет на пол, зазвенит и покатится в сторону. Если он бросит его вправо или влево, то может попасть в декорацию, от которой он отскочит опять на сцену. Черт, если он швырнет его прямо, но слишком сильно, то может поранить стоящего за кулисами рабочего сцены.

После первого акта Шрив перестал потеть, но сейчас он почувствовал, что вновь покрывается потом. Он провел рукой по жезлу. Рука скользила. Он сжал ее крепче, потом наклонил голову. Рука поднялась к лицу, будто он оплакивал потерю своей власти. Все за кулисами затаили дыхание. Зазвучала музыка, раздался раскат грома. Свет опять отразился на золотых блестках, которые он положил на веки. Потом он поднял жезл над головой и отшвырнул его. Его конец задел за декорацию, но рабочий сцены успел перехватить его.

Публика разразилась аплодисментами.

– Мистер Катервуд, мы в восторге, что вы посетили наш город.

– Какой спектакль! Я никогда не видела ничего подобного.

– Я всегда говорил, что американцы не могут играть Шекспира, но сейчас я вынужден взять свои слова обратно. И рад этому.

– После спектакля мы устраиваем ужин в тесном кругу. Всего человек сорок – пятьдесят наших друзей и поклонников искусства. Мы бы хотели, чтобы вы и миссис Катервуд тоже присутствовали.

– Вы так молоды для роли Просперо! Вам, наверное, приходится много гримироваться.

Кивая головой как павлин, Шрив принимал комплименты. Он широко улыбался. В своих ответах он ловко имитировал английский акцент. Стоя рядом с ним, Миранда тоже улыбалась.

– Я никогда не видел ничего подобного, – господин в галстуке с эмблемой полка наклонился к самому лицу Шрива. – Я знал людей, которые могли хорошо видеть, но не видели так, как вы.

Замечание, сказанное как комплимент, мгновенно отрезвило Шрива. Миранда сразу же взяла его за руку.

– Вот как?

– О да. Замечательно, как вам это удается. Поразительный спектакль. Я знаю, многие захотят увидеть вас и услышать, как вы рассказываете о своем творчестве. Вы – пример для всех нас.

– Спасибо.

Толпа начала редеть. Шрив приложил дрожащую руку ко лбу.

– Я думаю, с меня хватит, – тихо сказал он Миранде.

Она тут же подозвала Бирсфорда, который весь вечер по-обезьяньи улыбался, глядя, как они принимают комплименты.

– Мы должны уйти, – сказала она ему бесстрастным тоном. – Я плохо себя чувствую.