Татьяна Алюшина. Счастье среднего возраста
«О господи! — ахнула про себя Санька. — О господи!» И восторженным шепотом, исходящим из самой души, потрясение проговорила: — Красотища-то какая! Нереальная! И почему-то тут же на себя разозлилась: ну хоть что-то наконец увидела вокруг! Сколько она уже пилит по этой дороге — минут сорок? Ну полчаса точно! И ни черта не замечает, пребывая в своем безысходно-усталом раздражении. Да на все! На Лильку и этот ее звонок дурацкий, на то, что все-таки дала себя уговорить и поехала на ночь глядя к ней на дачу, заранее зная, что это очередная блажь и дурь, а не действительно серьезная проблема. Как обычно. Сашка начала себя ругать и злиться с того момента, когда сдалась и согласилась «вот прямо сейчас» приехать. По-хорошему, ей бы надо выспаться. Давно. И как раз сегодня такая перспектива где-то маячила, призывно помахивая ручкой и даже улыбаясь. Она специально вечер освободила, поняв, что больше просто не может. Вот не может, и все! Надо хоть раз нормально отоспаться. Нормально в ее представлении — это часиков десять, и так, чтобы лечь вечером — не ночью, а вечером, до двенадцати! — и спать до утра, желательно позднего. Ну хотя бы девять часов — тоже счастье! Санька была соней. Очень поспать любила и иногда позволяла себе такую роскошь, что и собиралась сделать сегодня. Она уже несколько дней подряд чувствовала накатившую тупую усталость, ловила себя на том, что приходится по нескольку раз перечитывать документы, чтобы вникнуть в суть. Аврально разобрав все самые-пресамые важнейшие дела, она освободила пару дней для отдыха. А точнее, для сна, неторопливых утренних просыпаний, неспешного потягивания кофе с удовольствием и не на бегу, возможности полениться, не спеша собраться и выехать на работу не в самые пробки. И до того она на все это — вот прямо сегодня вечером — скорое удовольствие настроилась, заранее предвкушала, и так размечталась, чем бы себя побаловать в ленивом отдыхе, что совсем расслабилась. «Вот же гадство!» — ругнулась она, увидев на экране звонящего мобильника Дилькин номер, заранее подозревая, что это грозит ей испорченным, а так уже хорошо придуманным отдыхом. Лилька ныла, стенала, даже слезу пустила — впрочем, без фанатизма, хорошо поставленным актерским голосом, с некоей долей отстраненности. Так было всегда. У Лили в арсенале имелся особый тембр голоса — плаксиво-дребезжащий, бьющий в подсознание, слушать который долго не рекомендовалось. Точнее, не рекомендовалось слушать вообще — ни долго, ни коротко. Как хорошая оперная певица, берущая высокую ноту и удерживающая ее на диафрагме бесконечно возможное время, Лилька брала свою «ноту», и тут уже было только два варианта: либо оборвать ее всеми доступными способами — выключением телефона, а при личном контакте выскакиванием в другую комнату, — либо немедленно капитулировать. Александра смогла выдержать только начало излагаемой просьбы «вот прямо сейчас» приехать и поддержать подругу в каком-то очередном труднопереносимом «горе», и, ругая себя последними словами за то, что расслабилась и не сообразила вовремя придумать какое-нибудь совещание или важную встречу, проистекающую в данный момент времени, — согласилась. Да уж, Лилечка была та еще штучка! «Горе» случалось постоянно, степень «горя» укладывалась в довольно широкую вилку — от сломанного ногтя до расставания с очередным богатеньким «папиком». Санька каждый раз злилась, вообще тупела от этих «драм», разыгрываемых Лилей, но выслушивала — все-таки Лилька была ее единственной подругой, если, конечно, их странные отношения можно назвать дружбой. |
