|
Камни брусчатки… для нас, выросших в типовых многоэтажках спальных районов, это непривычно, но это и не должно быть привычно. Это не типовой спальный район, это город, который существовал еще до Рождества Христова. Этот город требует любви. И принимать его таким, каков он есть…
Осмотрелся… вроде нет никого, но до конца быть уверенным ни в чем нельзя. Что угодно может быть. И кто угодно.
Ладно…
В подъезде темнота, тишина, решетки — воров тут хватает. Осторожно поднимаюсь, прислушиваюсь — никого. И ничего. Знакомая дверь… ключ в замок. Снова прислушиваюсь…
Тишина.
Внутри темно, в воздухе пылинки — я не включаю свет. Понимаю, что тут никого нет — я бы понял, если бы кто-то был.
Закрываю дверь и в последний момент слышу стук входной двери внизу и топот тяжелых ботинок — несколько человек, не один.
Твою мать!
Скорее всего, ждали в соседнем здании.
Закрываю дверь и задвигаю засов, но долго дверь не выдержит. Она деревянная, не стальная — тут стальных нет почти ни у кого. В крохотной прихожей старый холодильник — я опрокидываю его поперек — хоть какое-то препятствие. Но надолго это их не задержит.
Надо бежать. Инстинктивно понимаю, что второй этаж не выход — не найдя меня здесь, они начнут обыскивать дом. Похоже, что Осман все-таки засыпался. И назвал это место. Насколько я знаю местные порядки — МВД захочет само решить дело. Вот и послали коллег комиссара с закатанными рукавами — тех самых, которые тут решают вопросы.
Выбираюсь на балкон. Тут их вообще два, один на улицу, другой во внутренний колодец двора, там жители устроили небольшой садик. Слышу, как ломятся в дверь, кажется, выстрелы. Это совсем плохо…
Третий этаж. Какие-то горшки с цветами, внизу тоже цветы, грядки какие-то…
Ну, спаси Аллах…
Повисаю на вытянутых руках над бездной, потом отпускаю — и валюсь вниз, с грохотом сшибая какие-то горшки. Но падаю на мягкое, даже не вывихнув лодыжку. Сверху на меня сыплется какая-то земля и еще что-то, но главное — я цел и на земле.
Бежать!
Под возмущенные крики бегу на выход — он тут один и узкий, по пути молю Аллаха, чтобы не перекрыли. Рядом что-то шлепается… раз, второй, понимаю, что это выстрелы из пистолета с глушителем. Но стрелок не успевает — я исчезаю в тесной и узкой арке, под которой никто не ходит. С диким мявом из-под ног прыскает кошка — кажется, я ей на хвост наступил.
Выскакиваю в проулок и лицом к лицу сталкиваюсь с парнем в кожаной куртке, в руке у него пистолет. Он тоже бежал… но я бросаюсь не от него, а к нему. И, прежде чем он успевает понять, что происходит, правой рукой отбиваю руку с пистолетом, а левой провожу удар, как меня учил Кямран. Самый простой — прямой в лицо.
Парень молод и силен, но пропущенный удар не дает ему перейти в контратаку… я налетаю на него всем телом, и мы падаем. Он пытается ударить меня, но я бью его еще раз, и он, кажется, теряет сознание. Отбрасываю пистолет и бросаюсь прочь, в сгущающуюся темноту, пока не подоспели остальные…
Комиссар Осман живет в районе Кадыкёй, это на азиатском берегу, не очень далеко от меня. Я добираюсь туда на пароме, по пути выбросив очки и ветровку.
Дом его я знаю, там стоят машины, видна пожарная. Понимая, что дело совсем плохо, я сворачиваю. Вереницей печальных стен тянутся дома, все первые этажи забиты магазинами и кафе, и там уже все знают. Пора узнать и мне…
— Чай и что-нибудь к нему. У вас есть пахлава?
— Конечно, есть, эфенди.
— Вкусная?
— Конечно, вкусная, как ей не быть вкусной, если пахлаву готовил еще мой прадедушка.
— Тогда давайте пахлаву и чай. А как, кстати, звали вашего прадедушку, уважаемый?
Хозяин кафе, седобородый дед, приносит чай в маленькой чашке, похожей на бутон тюльпана, и отдельный чайник, тарелочку с пахлавой и садится рядом, обрадованный возможностью поболтать с кем-то новым. |