Впереди всех очутился Подгурин.

— Братцы! Да здесь на всю артель прислано! — крикнул он весело и, потирая руки, схватился за бечевку, которой была перевязана корзина. — Славное, значит, выйдет угощение!

— Не надо трогать! Это не тебе! Это новенькому принадлежит! — прозвучал довольно смело обычно тихий и кроткий, а теперь взволнованный голосок Голубина.

— Ну, ты, шиш, потише! Так залимоню, что от тебя только мокро останется! — сердито крикнул Верста, как называли в гимназии за чрезвычайно высокий рост Подгурина.

— Не суйся, Голубчик, не в свое дело! — насмешливо остановил его, поблескивая своими калмыцкими глазами, Бурьянов.

— Но нельзя же, нельзя брать чужое! — сильнее волновался Голубин.

— А тебе жаль, что ли? Да ты не бойся, малыш, мы не возьмем, мы только попробуем! — расхохотался Верста.

— Янко! Янко! Курнышов! Курнышов! — громко позвал Голубин обоих своих приятелей, самых благородных и рыцарски честных мальчиков из всего класса.

Но ни Хохла, ни Помидора Ивановича сейчас не оказалось в комнате. Вокруг корзины толпились по большей части приятели Подгурина и Бурьянова и были сами, очевидно, очень и очень не прочь узнать, что за обильный «фриштык» привез новенький из дому.

— Постой, я побегу искать Янко и Курнышова. Они заступятся, они не позволят им распоряжаться чужими вещами! — горячо воскликнул маленький Голубин и, отбежав от Киры, с которым не разлучался во все перемены между уроками, бросился в коридор отыскивать обоих мальчиков.

Счастливчик остался стоять, спокойный по своему обыкновению, и невозмутимыми черными глазами следил за тем, что будет дальше с его корзиной.

ГЛАВА XIII

Следил, впрочем, не один Кира. Следило до десяти пар любопытных детских глазенок за тем, как под быстрыми руками исчезали веревка и бумага, обвязывающие и обматывающие огромный пакет.

Подгурин сорвал последнюю обертку.

— Вот те раз! Целое царское угощение! — произнес он восторженно и живо поднял крышку судка, в котором были тщательно уложены две куриные котлетки с гарниром.

Еще минута — и грязноватая, замазанная в чернилах, рука Версты потянулась к котлетам. Он вытащил их из судка, немилосердно пачкая себе в соусе руки, и отправил в рот.

— За ваше здоровье, ваше королевское величество! — комически раскланялся он перед Счастливчиком.

Начало было сделано. Вслед за одним угощением отвевалось и другое. Теперь уже не один Подгурин хозяйничал в корзине. Бурьянов тоже запустил в нее руку, открыл другую крышку и, вытащив порядочный кусок рыбы из другого судка, принялся уничтожать ее с завидным аппетитом.

Их примеру последовали и другие мальчики. Один схватил бутылку с какао, уложенную самым тщательнейшим образом заботливыми руками няни, точно птица в гнездышко из ваты, и, отвернув пробку, вылил все содержимое бутылки себе в рот. Другой схватил грушу из корзины, третий — плитку шоколада, четвертый — компот в стакане… И в какие-нибудь пять минут от всех съестных запасов, привезенных Счастливчиком из дому, осталась всего-навсего одна пустая корзина.

— У вас дома всегда так здорово едят? — осведомляется Подгурин, облизывая губы.

— Что? — недоумевая, расширяет свои и без того огромные глаза Счастливчик.

— Вкусные, говорю, блюда такие у вас всегда готовят?

— Всегда!

— Ах, ты, хвастунишка! Дай ему щелчок по носу, кто стоит поближе! — хохочет Бурьянов.

— Нет, нет, подожди, Бурьяша, — смеется Подгурин, — мы его поисповедуем раньше.