Да, Диксон понял: Уэлч все время имел в виду городскую публичную библиотеку, и поскольку ему самому было ясно, что он подразумевал, он, естественно, и не подумал о недоумении, которое мог вызвать в собеседнике, толкуя о «библиотеке» в пяти шагах от другого помещения, носившего то же название.

– Ну, конечно, профессор, простите, – сказал Диксон, давно уже приученный извиняться в тех случаях, когда имел право требовать извинений.

– Хорошо, забудем это, Диксон. Не стану вас задерживать; вероятно, вы хотите приступить к делу немедленно, чтобы кончить все к пяти часам. А потом зайдите ко мне в кабинет и покажите, что вы нашли. Очень мило, что вы вызвались мне помочь; я это очень ценю.

Диксон сунул листки в книгу Баркли и пошел было прочь, но тут же оглушительный грохот заставил его вздрогнуть и оглянуться. Уэлч с вздыбленными волосами, как стиснутый со всех сторон форвард в регби, что было сил толкал вертящуюся дверь в обратном направлении. Диксон стоял и смотрел, медленно, с наслаждением корча рожу «павиан». Немного погодя Уэлч, каким-то образом догадавшись о своей ошибке, стал тянуть на себя застрявшую теперь створку двери и напоминал уже «якорь» в команде, проигрывающей состязание в перетягивании каната.

Внезапно дверь с громким треском подалась, и Уэлч, не удержав равновесия, стукнулся затылком о заднюю створку. Диксон пошел дальше, насвистывая свою «песенку Уэлча» в торжественном, почти похоронном ритме и чувствуя, что только такие происшествия и помогают ему жить.

Глава XVIII

– Чудесно, чудесно, Диксон, – сказал Уэлч семь часов спустя. – Вы заполнили все пробелы самым… самым… Просто великолепно! – Несколько секунд он пожирал глазами свои листки, потом вдруг добавил с оттенком подозрительности в голосе: – Что вы делаете?

Диксон в это время стоял, заложив руки за спину и складывая из пальцев некую комбинацию.

– Я просто… – запинаясь, пробормотал он.

– Меня интересует, что вы делаете сегодня вечером. Быть может, вы захотите поужинать у нас?

Диксон потерял целый день, трудясь для Уэлча, и на вечер у него накопилось много работы в связи с предстоящей лекцией, но отказаться от приглашения было невозможно, и он не колеблясь ответил:

– Большое спасибо, профессор. Вы очень добры.

Уэлч довольно кивнул головой, собрал листки и сунул их в свой саквояж.

– Я полагаю, что это весьма пригодится мне завтра вечером, – сказал он, удостаивая Диксона своей обычной улыбкой сумасшедшего эротомана.

– Надеюсь. Где вы будете делать доклад?

– В Археологическом обществе. Меня удивляет, что вы не видели афиш. – Он взял свой саквояж и нахлобучил светло-коричневую соломенную шляпу. – Что ж, пошли. Мы поедем в моей машине.

– Очень приятно.

– Должен сказать, это на редкость любознательный народ, – с жаром произнес Уэлч, когда они спускались по лестнице. – Приятно выступать перед такой аудиторией. Такое внимание и… любознательность, и всегда столько вопросов. Конечно, основная публика – это горожане, но там постоянно бывают и наши лучшие студенты. Этот Мичи, например. Чрезвычайно славный юноша. Удалось ли вам заинтересовать его своим специальным курсом?

Диксон, подумав, что в последние дни Мичи зловеще не подает признаков жизни, сказал:

– Да, он, кажется, твердо решил заняться моей темой, – и понадеялся, что Уэлч обратит должное внимание на это доказательство его умения «заинтересовать» такого «славного юношу».