Будешь на нем ездить.
У Сабины отвисла челюсть. Ездить верхом?
– Я уже давно не езжу верхом, – запинаясь, произнесла она. – С самого детства. То есть… мама не говорила мне…
– Ладно, потом поищем в кладовке. Какой у тебя размер обуви? Четвертый? Пятый? Могут подойти старые сапоги твоей матери.
– Прошло уже пять лет. Я перестала ездить.
– Да, ездить в Лондоне – настоящая скукотища, так ведь? Однажды я была в конюшне в Гайд-парке. Чтобы добраться до травы, пришлось перейти шоссе.
Бабушка широкими шагами пересекла двор, чтобы отругать одного из помощников за то, как он сложил солому.
– Но мне не особенно хочется.
Бабушка не слышала ее. Взяв швабру у одного из мужчин и резко взмахивая ею, она стала показывать ему, как надо подметать.
– Послушай, я… Мне не так уж нравится верховая езда.
Тонкий, высокий голос Сабины прорезался сквозь шум, и все посмотрели на нее. Бабушка остановилась как вкопанная и медленно повернулась к Сабине:
– Что?
– Мне не нравится. Верховая езда. Я как-то переросла ее.
Работники переглянулись, и один глупо ухмыльнулся. Сказать такое в Уэксфорде было, вероятно, равнозначно признанию: «Я убиваю младенцев» или «Я ношу трусы наизнанку, чтобы сэкономить на стирке». Проклиная себя за это, Сабина почувствовала, что краснеет.
Бабушка с минуту безучастно смотрела на нее, потом повернулась в сторону конюшни.
– Не глупи, – пробормотала она. – Ужин ровно в восемь. С нами будет твой дед, так что не опаздывай.
– Вся моя жизнь – адская мура! – запричитала она, потом поплакала еще немножко, потому что слова, сказанные вслух, звучали гораздо жалостней.
– А-а… – медленно произнес он, когда внучка появилась в поле его зрения. – Ты опоздала. Ужин в восемь. Восемь.
Костлявый палец указывал на стенные часы, которые сообщили Сабине, что она опоздала на семь минут. Сабина взглянула на деда, раздумывая, извиниться или нет.
– Ну, садись, садись, – сказал он, опустив руку на колени.
Сабина огляделась по сторонам и села напротив деда. Таких старых людей она еще не видела. Кожа, под которой угадывалась форма черепа, была испещрена морщинами. Над виском пульсировала маленькая жилка, выпячиваясь, как проникший под кожу червяк. Сабина почувствовала, что ей мучительно смотреть на деда.
– Значит… – его голос замер от усилия, – ты юная Сабина?
Ответа не потребовалось. Сабина просто кивнула.
– И сколько тебе лет? – Его вопросы произносились с нисходящей интонацией.
– Шестнадцать, – сказала она.
– Как?
– Мне шестнадцать. Шестнадцать, – повторила она.
Господи, он глух как пень.
– А-а… Шестнадцать. – Он помолчал. – Хорошо.
Из боковой двери появилась бабушка.
– Ты здесь. Принесу суп.
В этих словах «ты здесь» бабушка умудрилась дать Сабине понять, что та опоздала. «Что творится с этими людьми? – с тоской подумала Сабина. |