Изменить размер шрифта - +

— Я принесу кофейник, — сказал Адам.

Он пошел в дом, и она слышала, как он тихонько что-то насвистывает.

Она села в мягкое кресло на террасе. Что, если Адам вот так бы хозяйничал каждое утро на кухне, насвистывая?

Услышав эти звуки, она вдруг остро почувствовала, что ее жизнь была наполнена пустотой и тишиной. Это насвистывание могло бы заполнить эту пустоту, уничтожить одиночество.

Опасные мысли. Он живет в тысячах милях отсюда. В конце концов, она ведь ничего про него не знает. Абсолютно ничего. У него, наверное, подруга или дюжина подруг. Может, он даже с кем-нибудь из них живет. Ведь у любого парня есть девушка.

А почему, собственно, ее это так волнует? Он уезжает. Она остается. Две прекрасные причины, чтобы не задаваться вопросом, есть у него девушка или нет. Две отличные причины не строить планов относительно радостных переливов его свиста.

— Адам, — позвала она, — у тебя есть девушка?

Тишина.

— Адам?

Он вышел из дома и поставил кофейник на стол, очень аккуратно.

— Вроде того.

Неожиданно она почувствовала облегчение, а затем разозлилась на себя за это.

Ей нет никакого дела ни до Адама Рида, ни до его подруги, ни до его жизни!

Так почему она спросила:

— Какой у тебя сейчас мотоцикл?

Он просиял:

— «Харлей» 1964 года…

— Старый?

— А зачем новый? Ведь главное — ездить. Это был полицейский мотоцикл. Я чиню его, и он на ходу. Вот, смотри, у меня есть его фотография.

Он покопался в бумажнике, вывалил на стол кучу кредиток. Она не заметила никакой фотографии девушки и взглянула на фото мотоцикла, которое протянул ей Адам.

Это было настоящее произведение искусства — черный мотоцикл со сверкающими хромированными деталями. На фото был только мотоцикл, ничего и никого более.

Значит, та девушка не катается с ним. Она протянула ему фото и смотрела, как он пытается запихнуть все обратно в бумажник.

Они выпили кофе, самое время вежливо распрощаться. Действительно, самое время.

— Как твой отец, Адам?

— Он снова женился вскоре после того, как я уговорил его переехать со мной на восток.

— Правда? Я рада за вас!.. — Как отчетливо она помнила высокого, красивого мужчину — отца Адама. — Я помню, твой отец очень переживал, — сказала она мягко.

— Он любил маму. Я думал, он никогда не перестанет тосковать по ней. Воспитывать ребенка после ее смерти оказалось очень тяжело, особенно такого беспокойного, как я.

— Ты никогда не рассказывал о маме.

— Я не перестану помнить и любить ее.

Она удивленно посмотрела на него. Грустить было несвойственно Адаму Риду. Но, может, грусть — то, во что трансформировалась его необузданность? Оказывается, она не все знала об Адаме. Какие-то глубины были тайной для нее.

«Таковыми и останутся», — сказала она себе жестко.

— А твой отец счастлив? Он, наверное, ведет сейчас уединенную жизнь.

Адам рассмеялся:

— Он женился на Ханне Олдсмит.

Она покачала головой. Это имя ей ничего не говорило.

— Большие деньги. Одна из богатейших женщин в Онтарио. Может быть, даже в Канаде.

У отца Адама была всегда черта, свойственная и самому Адаму. Чувство собственного достоинства. То, как он держал себя, заставляло забыть о машинном масле, въевшемся в его руки.

— Это ты их познакомил?

— Нет, он ремонтировал ее машины. Ты знаешь папу. Его никогда особо не привлекали деньги. А для нее это важно. Она просто преследовала его.

Быстрый переход