Он смолк и уставился в пространство. (Вероятно, в этот миг перед его внутренним взором проходили шеренги параграфов и предписаний.) Впрочем, спустя некоторое время глава администрации очнулся и неожиданно произнес:

— Но для вас, возможно, будет сделано исключение.

Я с облегчением схватил папку с нашими документами, но был ошарашен вопросом чиновника:

— Вы не страдаете близорукостью?

— Нет, — ответил я честно. — Почему вы об этом опрашиваете?

— Потому что в последний раз, когда мы выдали разрешение, проситель был близоруким, и это обстоятельство оказалось роковым.

Речь шла об одном французском химике. После первой мировой войны он прибыл сюда, мечтая поселиться на коралловом острове и жить в тесном общении с природой. Так как он отличился на войне и привез с собой множество рекомендаций, ему не отказали. Он вернулся с атолла через месяц. Из-за своей близорукости химик все время путал съедобные и несъедобные кокосовые орехи и не мог добыть острогой ни одной рыбы. Жить в тесном общении с природой без рыбы и кокосовых орехов, увы, невозможно, и ему пришлось отступить.

Я еще раз заверил, что мое зрение в полном порядке, и добавил, что мы везем с собой целые горы консервов. Это как будто успокоило нашего приятеля-чиновника, и немного спустя мы вышли из его кабинета, вооруженные каждый своим документом с синими печатями и текстом по-таитянски и по-французски. Похоже было, что после незадачливого химика мы первые добились разрешения поселиться на островах Туамоту!

Однако трудности только начинались — ведь от цели нас все еще отделяло более 350 миль и предстояло отыскать судно, которое шло бы именно на Рароиа.

Пять-шесть шхун водоизмещением не более ста пятидесяти тонн посещают семьдесят восемь островов архипелага Туамоту, скупая копру и перламутр и сбывая муку, спортивные тапочки, одеколон, консервы, пестрые ткани, контрабандный спирт и прочие предметы первой необходимости. Так как копры производится сравнительно немного, владельцы шхун, опасаясь конкуренции, предпочитают держать в тайне свой маршрут и время отплытия. Власти не раз пытались навести хоть какой-то порядок, издавали постановления о том, что каждый шкипер должен вывешивать расписание своих рейсов на почте в Папеэте. Их действительно вывешивают, да только им не очень-то можно верить…

Желая получить более точные данные, мы отправились в гавань, где после усердных поисков ухитрились обнаружить в одном из кабачков капитана, который сообщил, что вот-вот выходит на Туамоту.

— А на Рароиа вы не зайдете? — спросили мы с надеждой.

— На Рароиа? Дайте-ка подумать… Та-а-к… В общем это зависит от того, сколько копры я погружу в других местах.

— Гм… А если у вас будут туда пассажиры?

— Тогда, случись мне зайти на Рароиа, я, конечно, высажу их там. А не зайду — придется им плыть со мной обратно до Папеэте.

— Гм… Сколько же займет плавание до Рароиа, если вы решите туда зайти?

— Это зависит от того, куда я буду заходить по пути. Иногда добираюсь быстро, дней за пять, за шесть, а то и две недели уходит. Ну, а случается, что и вовсе туда не попадаем.

Да, местные шхуны явно не были рассчитаны на пассажирское сообщение…

Кто-то сказал нам, что на Рароиа обычно заходит «Ваиете». Мы снова поспешили в гавань, но оказалось, во-первых, что «Ваиете» посещает совсем другую часть архипелага, а во-вторых, шхуна наскочила на риф, и теперь команда ожидала какой-то таинственной «приливной волны», которая снимет судно. Разумеется, «волны» так и не дождались.