– Вы имеете в виду ваш чек? Благодарю вас за него. Деньги мне несомненно пригодятся. Знаете ли вы о чем я думаю, Квирида?

– Нет, но хотела бы узнать, Джонни.

– Я думаю, что вы предложили мне жениться на вас в связи с тем, что вы опасаетесь Пирса Джейла. Я полагаю, что, если бы я выразил свое согласие на брак с вами, вы бы мне все рассказали, ну а до тех пор, имея какое-то преимущество предо мною, вы ничего мне не скажете, потому что не имеете ко мне полного доверия. То, что связывает вас с Пирсом, имеет такой характер, что вы бы не могли довериться кому бы то ни было. А во мне вы не уверены. – Вы думаете, что можете мне доверять, но вы этого не знаете точно и твердо.

– О, Джонни, мне вовсе не нравится ваш образ мыслей, и вы сами мне не нравитесь таким.

– В самом деле? Я нравлюсь вам, когда выполняю все ваши желания и верю всему, что вам угодно мне рассказывать. Послушайте, Кривида! Вы очень красивая женщина и мне вы очень по вкусу. Но я не женюсь на женщине, которая хочет взять верх надо мной и хочет себя обезопасить. Если я женюсь когда-нибудь то для этого, кроме упомянутых, должны быть и другие побудительные причины.

– Я полагала, Джонни, что у вас есть эти причины. Он встал и направился к двери.

– Я погашу свет внизу, когда буду уходить. Скажите, знаете ли вы, что имеют в виду американцы, когда говорят “поговорить по-турецки”?

– Да, это значит говорить здраво и говорить правду.

– Правильно, – сказал Вэллон, – когда бы вам ни захотелось “поговорить по-турецки”, позвоните мне. А до тех пор прощайте, моя дорогая. Быть может, если я сам что-нибудь узнаю без вас, я сам позвоню вам. До свидания.

Он вышел, закрыв за собою дверь. Она прислушалась к его удаляющимся шагам, услышала стук захлопнувшейся двери, уткнулась лицом в подушки и горько расплакалась.

Врач сказал:

– Вы теряете в весе, да и нервы не в порядке. Может быть вы пьете слишком мало веганина и слишком много виски?

– Возможно.

Придвинув пачку сигарет к Джонни, врач спросил:

– Сколько вы выкуриваете в сутки?

– Думаю, вероятно, около семидесяти штук. Врач откинулся на спинку стула.

– Припомните вчерашний день.

– Да, припоминаю.

– Что вы ели в течение всего дня?

– Я никогда не ем по утрам, а пью одно лишь кофе. На ленч я съел половину сэндвича. Вечером мне подали цыпленка, но я его не люблю и возместил его виски и бакарди.

– В чем дело, Джонни – деньги или женщина?

– Да бросьте! Эти два вопроса меня никогда не волнуют. Врач пожал плечами.

– Но если вы ничего не едите, а только курите и пьете, то даже без особых волнений вы убьете себя. Спите ли вы?

– Иногда, не часто.

– Почему бы вам не взять себе отпуск?

– Это великолепная мысль, и я, кажется, последую вашему совету.

– Правильно. Уезжайте завтра же. И проведите шесть недель на свежем воздухе. Побольше еды и солнца и все пройдет.

– Завтра? Я не думаю о завтрашнем дне. Я думаю, что может быть мне удастся это в будущем году. Ну, а пока что, доктор, как мне избавиться от этой постоянной боли в желудке?

– Быть может, когда вы избавитель от той заботы, о которой вы не хотите говорить, пройдет и эта боль. Это всего лишь воспоминание о бывшей ране, которое сохранилось в вашей памяти.

Вэллон улыбнулся доктору, попрощался с ним и вышел из кабинета.

Вэллон сидел на табурете в баре на Джермин стрит, когда бармен обратился к нему:

– Знаете ли вы, сэр, мы получили бутылку “Олд Кроу” – самого лучшего бурбона, какой только существует.