– Прелестно! – резюмировал я, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. – И как ты ладишь с Олни?

– Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное, учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.

– И фотограф тоже?

– Фотограф очень мил, – не согласилась она.

– Он был там прошлой ночью?

– О, конечно. Снимал там повсюду.

– Личный фотограф?

– Смотря что ты понимаешь под словом «личный». Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы его каждую минуту фотографировали.

– Под каким предлогом была устроена вечеринка? – спросил я.

– Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привез массу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии. Убитые животные. Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем в руке и глупой улыбкой.

– Ты видела эти снимки?

– Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятого лифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так что проследила за всеми, кто пришел позже.

– Такие были?

– Одна пара.

– Где он путешествовал?

– Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще. Я никогда не интересовалась географией.

– Между Африкой и Борнео огромное расстояние, – не удержался я.

– Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тоже огромное расстояние, – съязвила Берта.

– Какой-нибудь флаг у него был? – спросил я. – Флаг клуба приключений или что-нибудь в этом роде?

– О, конечно, – подтвердила Берта. – Без этого не обходится. Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем – как он там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.

– И потом забирают его?

– Забирают.

– Кто эти некоторые? Ты знаешь?

– Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовский зад. Он глава одного проклятого клуба.

Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:

– Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе мое предложение насчет объявления в газете, не так ли?

– Убирайся! – рявкнула она. – Не то я начну швырять в тебя чем попало.

Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету. Мелвин Отис Олни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело. Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрирована фотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клетку великолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флага Международного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с целью содействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях, общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.

Я вернулся в свой кабинет и спросил Элси:

– Что ты знаешь о нашем архивариусе?

– О Еве Эннис? Немного.

– Она давно у нас работает?

– Около шести недель.

– Как реагирует на Берту?

– Ужасается.

– Как относится ко мне?

– А ты сам определить не можешь? В конце концов, – произнесла она с достоинством, – я секретарь, а не сводня.

– Запомни, – сказал я, – это бизнес.

– Могу вообразить! – фыркнула она презрительно.

– Пригласи ее сюда, – велел я Элси, – и держи ушки на макушке. Можешь участвовать в беседе.

Она посмотрела на меня с любопытством:

– К чему все это?

– Приведи ее сюда – и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?

– Думаю, что нет.