Изменить размер шрифта - +
Как и весь ЦМ – НИИТТ предназначен был стать отраслевым инновационным центром. Его основными задачами были создание принципиально новых тогда изделий – гибридных интегральных микросхем (ГИС), разработка и отладка на опытном производстве технологий их производства и передача для массового тиражирования на серийные заводы страны.

При НИИТТ и был образован опытный завод Ангстрем.

– БЦВМ – бортовая цифровая вычислительная машина выпускается на наших микросхемах с 1968 года. Именно на них выполнена ЭВМ, осуществлявшая автоматическое управление полетом космического аппарата, совершившего облет Луны с возвращением спускаемого аппарата на Землю. Машина одноадресная, параллельного действия. Структура и архитектура специальные с минимально необходимым набором команд. Состоит из трех функционально автономных вычислительных устройств с независимыми входами и выходами, связанных между собой каналами для обмена информацией и синхронизации. Вес тридцать четыре килограмма, потребляемая мощность – семьдесят пять ватт, – с чувством законной гордости рассказывал мне Николай Соловьёв, один из разработчиков «космической» ЭВМ, к которому меня направил Келдыш, – В 1973 году были разработаны и освоены в массовом производстве пять специализированных БИС и на их основе выпущен первый в стране, а соответственно второй в мире, микрокалькулятор «Электроника БЗ-04». Два года назад наш Специализированный вычислительный центр разработал первый в стране унифицированный микропроцессорный комплект БИС, серии 532. Ангстремовская схема динамической памяти 4КБ поступила в массовое производство в 1975 году, и сейчас подготовлена к производству память на 16КБ. Хочу заметить, что себестоимость наших микросхем в полтора раза ниже, чем у американских аналогов.

Да, ленинградцам есть, чем похвастаться. Те же микросхемы памяти – это уровень. Стабильность получения таких схем в мировой практике рассматривается, как признак владения технологией. Трудно себе представить, но крошечная микросхема уже вовсю вытесняет огромные блоки ферритовых запоминающих устройств.

В отличии от Соловьёва, мне полным комплектом своих достижений похвалиться не удалось. Нет ещё в Питере телефонных станций, с которыми работает наш телефон. Хотя планшет привёл его в изумление, и плеер он оценил по достоинству. Зато про «космический фонарик» меня собралось послушать с десяток человек. Ждут его в Ленинграде. После Москвы они следующие на очереди. Особенно инженеров интересовала точность юстировки и работа системы координации. Оба блока родились у. них на заводе.

– Как не красив Ленинград, а дома лучше, – вслух вырвалось у меня, когда я прилетел в Свердловск.

Город на Неве проводил меня пронизывающим ветром, бесконечным моросящим дождём, срывающимся в мокрый снег, и низким пасмурным небом.

А у нас – красота!

Солнышко светит, снежок под ногами скрипит. Термометр хоть и показывает минус пятнадцать, но нет того ощущения холода, промозглости и дискомфорта, который я испытывал в Ленинграде.

Эх, не быть мне питерцем. Не мой там климат. Завяну в цвете лет. Подхихикивая над собственными воспоминаниями, я как конь копытом рыл ногой бетон аэродрома, дожидаясь автобуса. Где-то там, в насквозь уже знакомом здании аэропорта, меня встречает жена.

Красивая, желанная, любимая.

Оставшиеся до гастролей дни по моим расчётам должны были быть похожи друг на друга.

С утра тренировка, затем поездка на наше небольшое производство, где мы производим наладку оборудования, потом к себе на работу и уже под вечер – на студию.

Мы там новую программу записываем и обкатываем.

На время подготовки к гастролям пришлось перекрыть в студию доступ посторонним коллективам. Мы переехали туда со всеми инструментами и костюмами.

С сентября студия у нас работает абсолютно легально.

Быстрый переход