— Сколько? Ты что здесь у меня строить собрался? Стадион? Планетарий?

Молодой человек мигом забыл о своей вежливости и заорал в ответ, требуя неустойку. Состоялось долгое препирательство, которое закончилось в суде. Теще все-таки пришлось оплатить составление сметы, на которую ушла большая часть накопленных на усовершенствование денег. Ушлую Светлану Александровну уел рядовой дизайнер, подсунув ей на подпись предварительный договор, в котором четко оговаривалось, что составление сметы будет бесплатным лишь в случае подтверждения заказа.

Но по крайней мере теперь Герман знал, сколько стоят выложенные плиткой дорожки, устройство альпийской горки и каждый квадратный метр такого безупречного изумрудного газона. Это космические суммы! А уж увидев розарий и стоящую неподалеку голубую ель в два человеческих роста, Герман и вовсе потерял дар речи. Даже крохотная голубая красавица стоила десятки тысяч, а такое взрослое дерево могло потянуть на добрую сотню.

Дверь в дом оказалась открытой. Герман застыл на пороге, не веря в свою удачу. И ворота, и дом нараспашку, словно его ждали!

Герман внимательно прислушался, но ничего не услышал. Похоже, в доме никого нет или эти люди специально затаились. Эх, зря он так в открытую прошел по участку. Надо было по стеночке, тишком, тогда, глядишь, и удалось бы застать обитателей дома врасплох. Никакого смущения вторгшийся на чужую территорию Герман не чувствовал.

А зачем они ворота открытыми оставляют? Сами виноваты! Провоцируют!

Он вошел внутрь, оглядываясь по сторонам. Интерьер ему не понравился, все здесь было чересчур прямое, блестящее, стеклянное, металлическое, пластиковое. Герману такое было не по душе, но в то же время он вынужден был признать, что организация пространства выглядит чрезвычайно стильно и наверняка потребовала немалых финансовых вливаний.

— Сколько же этот гад зашибает у себя в клинике? — спрашивал себя Герман.

Но стоило задуматься о царящей в мире несправедливости, как прямо на голову ему упало что-то пушистое и царапучее. Герман вскрикнул и схватился за голову. И в ту же секунду указательный палец левой руки словно пронзила тысяча иголок.

— А-а-ай! — взвизгнул Герман, тряся пораненной рукой и с ужасом глядя, как по пальцу течет кровь.

А из угла комнаты, куда отлетел пушистый комок, донесся визгливый лай.

Собака! Белый шпиц, который принадлежал Меерсону, бросился на защиту своего дома. Над тем местом, где Герман остановился, как раз нависал балкончик не балкончик, козырек не козырек, какой-то непонятный выступ. Что бы это ни было, собака облюбовала это место в качестве наблюдательного пункта. И увидев чужака, поступила совсем нехарактерным для собак о