Несколько мгновений я был слишком ошарашен, чтобы что-то на это сказать, – не из-за убийственной серьезности брата, а потому, что сам не мог отрицать: дядя Аза действительно вел себя так, будто с ним кто-то заговорил. Я встал и прошелся по комнате, то и дело посматривая на Элдона; но было совершенно очевидно, что ему не нужна была моя вера в то, в чем он сам был убежден. Поэтому я снова сел с ним рядом.

– Если мы допустим, что оно так и есть, Элдон, то что именно может разговаривать с твоим отцом?

– Я не знаю. Впервые я услышал это месяц назад. В тот раз отец казался очень испуганным; вскорости я услышал это снова. Я пытался выяснить, откуда оно доносится, но ничего узнать не смог: во второй раз оно, казалось, доносилось с моря, как и сегодня. Впоследствии я был убежден, что оно идет откуда-то сверху, а однажды был готов поклясться, что слышу его из-под дома. Вскоре после этого я услышал и музыку – зловещую музыку, прекрасную, полную зла. Я думал, что она мне снится, поскольку она вызывала во мне странные фантастические сны о каком-то месте далеко от Земли, но связанном с нею какой-то дьявольской цепью… Я не могу описать эти сны хоть сколько-нибудь объективно. И примерно в то же время я впервые ощутил шаги. Могу поклясться тебе, что они доносились откуда-то из воздуха, хотя как-то раз я слышал их из под земли – то были шаги не человека, а чего-то гораздо большего. Примерно тогда же мы стали «находить влажные ручки, а во всем доме начало странно пахнуть рыбой. Кажется, этот запах сильнее всего сразу возле комнат отца.

В любом другом случае я бы счел все, что мне говорил Элдон, результатом какой-нибудь болезни, неизвестной ни ему, ни мне, но, по правде говоря, пара вещей, о которых он рассказывал, пробудила во мне некие струны памяти, которая только-только начала смыкать края пропасти между прозаическим настоящим и тем прошлым, в котором мне суждено было познакомиться с определенными аспектами, так сказать, темной стороны жизни. Поэтому я ничего ему не ответил, пытаясь определить, чего именно я сам ищу в глубоких каналах своей памяти, но я не мог этого сделать. Однако мне удалось признать какую-то связь между рассказом Элдона и некими омерзительными, и запретными описаниями, сберегаемыми в библиотеке Мискатоникского университета.

– Ты не веришь мне, – внезапно обвинил меня Элдон.

– Я пока не могу ни верить, ни не верить тебе, – спокойно ответил я. – Давай оставим это до утра.

– Но ты просто обязан мне поверить, Дэйв! Иначе мне остается только мое собственное безумие.

– Дело тут не столько в вере, сколько в причине существования подобных вещей. Посмотрим. Прежде чем мы ляжем спать, скажи мне одно: это воздействует только на тебя, или Амброз тоже что-то ощущает?

Элдон быстро кивнул:

– Конечно, то же. Он уже хотел уволиться, но нам пока удалось его переубедить.

– Тогда тебе не нужно бояться за свой рассудок, – заверил его я. – А теперь – спать.

Моя комната – как обычно, когда я оставался в доме – примыкала к комнате Элдона. Я пожелал брату спокойной ночи и в темноте прошел по холлу к своей двери, занятый тревожными мыслями об Элдоне. Именно эта тревога замедлила мои реакции, и я не сразу заметил, что у меня мокрая рука – я обратил на это внимание лишь в комнате, когда стал снимать пиджак.

Какой-то миг я стоял, глядя на свою влажно поблескивавшую ладонь, а потом вспомнил рассказ Элдона; тогда я сразу подошел к двери и открыл ее. Так и есть: наружная ручка тоже была мокрой. И не просто мокрой – она испускала сильный запах моря, рыбы, о котором Элдон говорил всего несколько минут назад. Я закрыл дверь и озадаченно вытер руку. Могло и случиться так, что в доме кто-то специально пытается свести Элдона с ума? Конечно же, нет, ибо Амброз от подобных действий ничего не выигрывал, а что касалось моего дяди Азы, то между ними с Элдоном, насколько я мог удостовериться на протяжении многих лет, никогда не было никакой вражды.