Он тихо поднялся по лестнице и теперь стоял у меня за спиной, ожидая, что я стану делать дальше. Я жестом подозвал его и в двух словах пересказал, что услышал.

Мы приникли к двери и стали слушать вместе. Разговор больше не доносился – лишь угрюмое неразборчивое бормотание, которое сопровождал растущий, звук шагов, или, скорее, звуки, которые по своему ритму могли бы быть шагами, но их явно производило существо, по одному этому звуку мне незнакомое: казалось, каждый раз оно ставит свою ногу в топь. Теперь во всем доме ощущалась слабая внутренняя дрожь – она не усиливалась, но и не отступала, пока звук шагов не затих вдали.

Все это время мы не проронили ни звука, но когда шаги пересекли комнату за дверью и удалились в пространство за стенами дома, Элдон затаил дыхание и замер в напряжении, пока я не услышал, как кровь стучит в его виске у самого моего лица.

– Господи! – наконец, прорвало его. – Что же это?

Я не решился ответить ему, но уже начал было поворачиваться, чтобы что-то сказать, как дверь распахнулась с внезапностью, лишившей нас дара речи.

В проеме стоял мой дядя Аза. Из комнаты за его спиной вырывалась ошеломляющая вонь, запах рыбы или лягушек, густые миазмы стоячей воды – настолько мощные, что меня чуть не стошнило.

– Я слышал вас, – медленно проговорил дядя. – Входите.

Он отступил, пропуская нас, и мы вошли внутрь – Элдон по-прежнему с некоторой робостью. Все окна напротив двери были широко распахнуты. Сначала в тусклом свете ничего особенного заметно не было, ибо сам источник света плавал как бы в тумане, но потом нам стало явно видно, что в комнате действительно присутствовало что-то мокрое, что-то испускавшее эту тяжелую вонь, ибо все – стены, пол, мебель – покрывала густая и тяжелая роса, а на полу то там, то тут поблескивали лужи воды. Мой дядя, кажется, этого не замечал или просто привык и теперь забыл об этом беспорядке: он сел в свое кресло и посмотрел на нас, кивком приглашая сесть рядом. Испарения почти незаметно начали рассеиваться, и теперь лицо дяди Азы обрело в моих глазах четкость очертаний: его приплюснутая голова еще глубже ушла в плечи, лоб почти совсем исчез, а глаза были полуприкрыты тонкими плевками век – и сходство с лягушками, из нашего детства стало еще более разительным. Теперь он выглядел гротескной карикатурой, жуткой в своем тайном смысле. Мы с Элдоном сели, лишь чуть-чуть поколебавшись.

– Вы слышали что-нибудь? – спросил старый Аза и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Полагаю, что да. Некоторое время я собирался тебе рассказать, и теперь – может быть, осталось весьма мало времени… Но я еще могу обмануть их, я могу их избежать…

Он открыл глаза и взглянул на Элдона; меня он, кажется, вообще не видел. Элдон несколько встревоженно наклонился к нему, поскольку было ясно, что старика что-то смертельно гнетет: он был не в себе – казалось, лишь половина прежнего человека сидит перед нами, а разум по-прежнему бродит в каких-то далеких местах.

– Сделка Сандвина должна закончиться, – произнес он тем же гортанным голосом, что я слышал из-за двери. – Ты будешь помнить это. Пусть больше никто из Сандвинов не будет в рабстве у этих созданий. Ты когда-нибудь интересовался, Элдон, откуда поступает наш доход? – внезапно спросил он.

– Н-ну да, часто… – только и смог ответить тот.

– Так было три поколения – мой дед и мой отец до меня… Дед подписал за отца, отец – за меня. Но я за тебя подписывать не стану, не бойся. Этому должен быть положен конец. Поэтому Они не позволят мне уйти естественно, как позволили деду и отцу – вместо того, чтобы ждать, Они заберут меня.