– Это чересчур сильно сказано. Но мне очень жаль, что этот старый негодник умер.
Посмотрев на нее в следующий раз, я увидел, что она плачет. Железная леди плакала.
Я обнял ее за плечи, и она плакала у меня на груди
Когда я подвел ее к двери, мальчик как раз возвращался домой.
Но в субботу утром бледный, трясущийся Барни Росс, для разнообразия одетый в гражданское – коричневый пиджак, серые брюки и небрежно повязанный галстук, видневшиеся из-под помятого серого плаща, – около одиннадцати часов явился ко мне в контору. Войдя, он хлопнул дверью.
Я стоял возле стола Глэдис и передавал ей мои заметки, касающиеся одного отчета по страхованию.
– Нам надо поговорить, – сказал Барни. Он весь взмок. Хоть уже и чувствовалось начало весны, но никто еще не начал потеть от жары. Кроме Барни.
Похоже, Глэдис оторопела при виде такого раскисшего, сердитого Барни Росса – она никогда не видела его таким. И ей потребовалось некоторое время, чтобы принять свой обычный неприступный вид.
– Оставьте этот отчет, – велел я ей. – Вы свободны и можете идти домой. – По субботам мы работали лишь до полудня.
– Конечно, мистер Геллер, – произнесла она, поднимаясь и собирая свои вещи. – До понедельника. – И еще раз удивленно взглянув на нас, она пошла к двери.
– Заходи в мой кабинет, – жестом приглашая его, сказал я и улыбнулся.
Его рука, плетью висевшая сбоку, дрожала. Другой рукой он опирался на деревянную трость, которая ходуном ходила под его трясущейся рукой – как кокосовая пальма в штормовую погоду.
– Это твоих рук дело, Нат?
– Заходи в мой кабинет. Садись. Отдохни.
Он быстро-быстро, насколько позволяла его трость, прошел мимо меня и сел. Я подошел к письменному столу. Барни тер ладони о свои ноги. Он не смотрел на меня.
– Это ты мне подстроил, Нат?
– О чем ты, Барни?
Теперь он постарался взглянуть на меня, но ему это было непросто: он не мог сосредоточить своего взгляда на чем-то определенном.
– Мне ничего не продают. Мне нужно мое лекарство, Нат.
– Ты хочешь сказать, тебе нужна доза?
– От головной боли и от болей в ушах. У меня бывают рецидивы малярии. Черт, если уж ты не понимаешь, в чем дело, то кто еще поймет меня!
– Сходи к врачу.
– Я... я первые три недели все время ходил по врачам, Нат. И они делали мне инъекцию, но лишь одну каждый врач. Мне пришлось идти к уличным торговцам.
– И вдруг ты обнаружил, что этот источник внезапно иссяк.
– Это твоих рук дело, не так ли? Зачем ты это сделал?
– Почему ты считаешь, что это я? Его вспотевшее лицо исказилось.
– Ты же накоротке с ребятами из Компании. Ты запросто ходил к самому Нитти. И поэтому тебе ничего не стоило сделать так, чтобы мой источник в этом городе высох.
Приятель, ты что, газет не читал? Нитти умер.
– Плевать. Это твоих рук дело. Почему? Ты разве не друг мне?
– Я так не считаю. Я не имею дела с отбросами.
Барни прикрыл лицо рукой: его ужасно трясло. – Ты не можешь меня остановить. Завтра я вновь отправляюсь в путь. Я буду ездить по военным заводам. Да я в любом городе найду то, что мне нужно. Мне всего лишь придется каждый раз обращаться к новому врачу, и я получу от него все, что хочу. Они же знают, кто я такой; они будут доверять мне. Они знают, что я путешествую по поручению морского ведомства... им и в голову не придет, что мне нужно что-то, кроме инъекции морфия против приступа малярии.
– Конечно, – сказал я. |