В середине стены с фотографиями висели квадратные часы с римскими цифрами.

– Мистер О'Хара, наверное, отличный шеф, – сказал я, кивая на часы. – Сейчас без четверти два, а вы только что пришли с ленча.

– Но я не могла уйти до часа, – сказала секретарша, нимало не смущаясь. Она подошла к вешалке возле шкафа с книгами и торжественными бюстами Наполеона. На вешалке висели пальто О'Хары и мое. Стоя ко мне спиной, она принялась рыться по его карманам; швы на ее одежде были прямыми, несмотря на извилистую тропу, по которой они проходили.

Потом Каваретта обернулась, пожала плечами и показала на открытые ладони.

– Я искала ключи, – сказала она. – Не могу найти кое-какие бумаги. Может, они в машине.

Ей не следовало ничего мне объяснять. Интересно, почему она так взволнована?

– Скажите мистеру О'Харе, что я вернулась с ленча, хорошо? – попросила она и вышла.

Все интереснее и интереснее.

Я встал и осмотрелся. На стене с фотографиями в рамочках, как раз под часами, в рамке висело стихотворение, написанное буквами с завитушками:

Жизни часы заводят лишь раз, Но смертному знать не дано, когда остановятся стрелки часов:

В ранний иль поздний час?

А пока не настал он – Время жить и любить, И работать, себя не щадя, Не надейся на завтра – ведь завтра, увы, Жизни встанут часы, может быть.

Впитав в себя философский замысел стихотворения, я снова сел. Казалось, что люди с фотографий, стоявших на столе О'Хары – мальчик и две девочки, которые, судя по различным снимкам, превратились в красивого юношу и двух привлекательных молодых женщин, – так же неловко здесь себя чувствуют, как и я. Их невинные лица были совсем не к месту здесь, рядом с пистолетом, лежащим на поверхности стола.

Улыбаясь, вошел О'Хара. Но это не была его фальшивая улыбка. Он сказал:

– Вижу, вы любуетесь моими детьми.

– Похоже, у вас замечательная семья.

– Я разошелся с женой. И собираюсь жениться снова, когда, когда... все выяснится.

О'Хара опять подошел к столу и стал чистить пистолет.

– Думаю, мои дети поймут.

Он отложил пистолет и показал мне на одну из фотографий. На ней был запечатлен мальчик в форме военно-морских сил.

– Он – лоцман, – заявил О'Хара, сияя. И добавил, бурча себе под нос: – Я все сделаю для Батча. И для Патрисии Энн, и для Мерилин Джейн.

– Пока вас не было, заходила ваша секретарша. О'Хара зло посмотрел на меня, поставив фотографию на место.

– Я не знал, что она вернулась с ленча.

– Вернулась и просила вам об этом сказать.

– Ладно. Что-нибудь еще?

Я указал на вешалку.

– Она искала ключи от вашей машины у вас в карманах.

Похоже, он испытал облегчение.

– Да-да. Некоторые ее бумаги лежали в машине. Но ключи были не в карманах моего пальто.

– Я осмотрел все, что можно.

– Это может подождать.

О'Хара встал, сунул пистолет в карман пиджака и сказал:

– Позвольте мне отвезти вас назад в Луп.

– Мистер О'Хара...

– Эдди, – поправил он меня.

– Мистер О'Хара, так в чем же все-таки дело? Вы и пары слов не сказали мне о вашей проблеме с карманниками, а теперь собираетесь быстренько отвезти меня в Луп.

Он замахал руками, натянул пальто и взял шляпу.

– Мы поговорим в машине.

Я взял свое пальто, шляпу и перчатки и пошел вслед за ним. Мы отправились прямо к зоне, где был тотализатор.