Теперь, когда развод стал казаться ей совершенно реальным, она уже почти» перестала ощущать его как самое необходимое для спокойной жизни. И все-таки…

Она отправила письмо и ждала ответа и, дожидаясь, копалась в своей душе: вот так, спокойно, почти без тревоги она перешагнет через жизнь Петра Ивановича, примет его жертву. Слишком хорошо знала она Бокова с его на редкость добрым и верным сердцем, сердцем нестареющего романтика, который ни за что в жизни не скажет вслух, что он приносит жертву, но сознание этого доставит ему необыкновенное счастье.

Она ждала в Клипенино ответа из Москвы, но прежде пришло письмо от ее «зелья» из Петербурга: неделя тянется бесконечно, кажется, что прошли годы, а ответа все нет. Он и не думал, что с таким нетерпением будет ждать того дня, когда делу будет дан ход.

Ага, он, значит, тоже не сомневается в ответе. Ясно, не хуже ее знает он милого доктора, всеобщего любимца, святого человека. Этим разводом Боков, пожалуй, заработает себе право на святость, даже она это признает. А она — что заработает она? Будет терзаться всю остальную жизнь?

Любопытно, как отнесется к этому Татьяна Петровна? И вдруг она почувствовала укол в сердце, нечто вроде зависти к ней, к той женщине, которая пренебрегла всем, живет себе с Петром Ивановичем в Москве припеваючи, не страдает от фальшивого положения, отрешилась от всего на свете и, кажется, как следует держит Бокова в руках.

«Хороший он человек, — подумала она, — только не для меня…»

Письмо от Бокова пришло чуть ли не восторженное. Все что ей угодно и как для нее лучше — вот и все, что нужно ему в жизни.

Все было обговорено довольно быстро: развод в Тверской духовной консистории, полная тайна от всех, тем более от всех москвичей и петербуржцев, затем Синод. И потом они с Иванам Михайловичем переедут в Москву, прочь от мест, которые будут им напоминать все пережитое, в новую обстановку, к новым людям, на новую жизнь.

С 30 октября по 12 «ноября 1887 года тянулось в Тверской духовной консистории дело о разводе. Грязная, отвратительная процедура, как будто тебя раздевают догола в присутствии целой толпы чужих людей, тебя, а заодно и твоих близких. Бледная, с черными кругами под глазами, разом похудевшая прошла она через эту Голгофу и уже сожалела, что согласилась на развод, и уже понимала, что счастья от него не прибавится, что эта жуткая картина «дела» никогда не уйдет из ее памяти.

Адвокат оказался пройдохой: надавил какие-то кнопочки, нажал на каких-то нужных людей, и уже 8 января 1888 года дело о разводе слушалось в С.-Петербурге, в Синоде.

«По указу его Императорского Величества, Святейший правительствующий Синод слушали:

— представленное Преосвященником Тверским, от 1 декабря 1887 г. за № 4589, дело и решение Епархиального Начальства по прошению жены доктора Марии Александровой Боковой, урожденной Обручевой, о расторжении брака ее с Петром Ивановым Боковым, по его прелюбодеянию.

Обстоятельства настоящего дела изложены в прилагаемом при сем экстракте, составленном в Тверской Духовной Консистории.

Приказали:

По прошению жены доктора Марии Александровой Боковой о расторжении брака ея с Петром Ивановым Боковым по его» прелюбодеянию Тверское Епархиальное Начальство 3/12 ноября 1887 года, между прочим, постановило: брак этот расторгнуть, с дозволением истице вступить в «новое супружество и с осуждением ответчика на всегдашнее безбрачие и преданием его семилетней церковной епитимий.

Находя такое решение правильным, Святейший Синод определяет: решение это утвердить…

Исполнено 29 января 1888 г».