– Вот таблетки ваши! Я их отвоевала! – произнесла Рина, ощущая, что ее начинает распирать от вдохновения.

   – Не надо! – сказал Воинов устало.

   Рина трагически протянула к нему руку, не менее трагически отвела ее и, закрыв глаза, произнесла в пространство:Не надо? Что ж! Пускай!Хотела я как лучше,Однако благодарности не жду!Пусть все горит огнем,Я буду лишь смеятьсяУжасным диким смехомИ страдать! —

   и зарыдала.

   – Холодная вода помогает! Прямо струю душа на лицо направь! Или до вечера будет рыдать и стихами шпарить! – велел Воинов Сашке.

   Сашка отвел Рину в ванную. Несколько минут из ванной доносились демонический хохот и поэтические крики:

   – Несчастный! Как холодны твои объятья! Почто могильными руками ты душу трогаешь мою?!

   Под конец крики смолкли, и очень смущенная Рина появилась из ванной.

   – Я это… короче, там зубной пастой стихи на кафеле написала… Смыть? – спросила она.

   – Да нет, – сказал Воинов. – Оставь, я после почитаю.

   Фантом, оставленный без присмотра, подъедал на подоконнике цветы. Рина опять едва к нему не бросилась, но Воинов сказал:

   – Не надо! Где еще он попробует веерную пальму?

   Рина вернулась к дивану. Это дурацкое происшествие с осликом сбило градус трагичности, и она на время забыла, что находится рядом с умирающим. И это было хорошо, потому что иначе она стояла бы с постным лицом и что-то блеяла.

   Воинов, восковой и какой-то истончившийся, лежал на диване. Под спину у него были подоткнуты две высокие подушки. На укрытых пледом ногах – клавиатура. Рядом на большой книге – компьютерная мышь. У Рины мелькнула мысль принести ему из ШНыра свой ноут, но она поняла, что Воинов не станет сейчас ничего менять.

   – А как же таблетки? И цветы? – спросила Рина.

   Воинов махнул рукой.

   – Там куча всякой еды в холодильнике. Возьмите!.. Еще кастрюли какие поприличнее, сковородка хорошая – захватите, пригодятся! – сказал он.

   Рина едва не брякнула «А вы как же?», чем свернула бы разговор в совершенно тупиковое русло. Сашка поступил умнее.

   – Ладно, возьмем! – сказал он просто.

   Рина в первую секунду после этих слов едва не набросилась на него, а потом поняла, что слова были правильные.

   – Молодцы, что зашли! – сказал Воинов, ободряюще улыбаясь. – Ко мне теперь в основном только Лохмушкин с Ивановым заходят, но они всегда такие важные!

   Рина попыталась представить Лохмушкина с Ивановым важными, но у нее заклинило воображение. Видимо, слово «важные» Воинов употребил, чтобы не говорить «похоронные».

   На столике, отделенная от лекарств заборчиком из лежащих в ряд карандашей, помещалась стопка из четырех-пяти книг. В каждой было множество закладок, различавшихся по цветам.

   – Читаете? – спросил Сашка.

   Воинов недоверчиво покосился на книги:

   – Пытаюсь. Я давно разучился читать, как читал когда-то в детстве – с безграничной радостью и верой, что все, что я читаю, правда. Кони скачут, трубы трубят. Писательубил во мне читателя. Сейчас я каждую секунду думаю: тут затянуто… тут убрать бы… тут автор сам в шкурку героя влез, а героя прочь… тут самоповтор… тут пейзажик вставлен из загашничка… тут анекдот… тут философия не к месту… а вот тут – стоп! Тут действительно что-то брезжит! Сквозь слова брезжит, сквозь автора! Ради этого ощущения и стоит читать книги!

   – А ваша книга как? – спросила Рина.