И в этот миг Рейес посмотрел на меня. Его лицо было покрыто кровью, и выглядел он почти так же, когда в нашу первую встречу, когда мы с Джеммой таскались по городу в поисках подходящих кадров для школьного проекта. Тогда у Рейеса был такой же взгляд. Он смирился с судьбой. Принял неизбежность собственной смерти.

По поляне неспешно прошел тихий шепот, но мои уши отчетливо услышали слова на голландском:

- Houdt haar veilig.

«Береги ее». Пип. Рейес говорил о Пип.

А потом расслабился. Голова и руки упали на землю. Он больше не собирался защищаться. Внезапно вокруг него разлилась тьма, и до меня дошло, что он задумал. Пока псы будут заняты его физическим телом, Рейес будет драться с ними в нематериальном виде. Вот только его убьют раньше, чем он успеет хоть что-нибудь сделать. Сражавшиеся бок о бок с нами призраки исчезли. Звери были слишком сильны. И слишком быстры.

Меня затопило страхом, но в голове забрезжила какая-то искорка, постепенно оформившаяся в осознанную мысль. Я поняла, в чем проблема. Там, откуда я пришла, я была чистой энергией. Стихией из духа и света. Яркого, как тысячи солнц. Но здесь этот свет отфильтровывался сквозь мое человеческое тело. Сила, которая должна была как минимум обратить адских псов в бегство, заставила их всего-навсего чихнуть. Казалось, их нематериальные тела непроницаемые.

Мне нужно было освободить свет. Не дать зверям разорвать Рейеса на куски. Он материализовался черной клубящейся массой и укрыл меня волнами непроглядной тьмы. Специально. Чтобы я не видела, что с ним произойдет. Чтобы воспоминания об этом не жгли меня всю оставшуюся жизнь. Я услышала свист огромного лезвия, рычание и резкий визг. Но даже меч Рейеса не убивал псов. Пусть я ничего не видела, но это знала наверняка.

Я должна была освободить свет.

Зверь надо мной отбросил Артемиду в сторону, как тряпичную куклу, и в голове осталась одна-единственная мысль. Нужно выпустить свет на свободу. Я крепко сжала Зевса – мистический кинжал, каким-то чудом нашедший путь к Гаррету Своупсу. Единственное оружие, которым можно убить любого демона в этом мире, и которое вибрировало от силы, как будто было живым и обладало собственной волей.

Я не хотела умирать. Если умру я, умрет и Пип. Если я выживу, на землю опустится тьма и в конце концов погибнет все живое. Так сказал мне Рокет. Выбор очевиден. Впрочем, вряд ли у меня вообще был выбор. И все же я не могла не задуматься о том, верны ли видения Рокета.

До сих пор я считала, что все в сверхъестественном мире, как и на земле, можно изменить. Сатана мог ввести Рокета в заблуждение по поводу моей кончины. Сфабриковать предсказание, что если я не умру, то погибнут миллионы или даже миллиарды людей.

Но, может быть, все это входило в план. С самого начала времен. Может быть, моей дочери суждено уничтожить ублюдка (а так или иначе она его уничтожит), прожив жизнь не на земле, а в другом мире, где повзрослеет ее душа, сама ее суть.

Последней была мысль о Рейесе. О мерцающих глазах и кривоватой ухмылке. Все равно мне придется умереть. Об этом я знала уже несколько недель. А раз так, то хотя бы спасу Рейеса. Прежде чем пес смог закончить начатое, я закрыла глаза и пообещала дочери, что увижусь с ней на небесах.

А потом услышала, как Рейес зовет меня по имени. Дважды. Глубокий тембр прокатился по небу раскатом грома. На третий раз голос был совсем отчаянным, едва слышным. Наверное, он заметил кинжал.

Представляя любимое лицо и бережно храня в сердце мысли о дочери, я всадила Зевса в грудь. Никогда в жизни ничего похожего не испытывала. Было больно, когда лезвие вошло в плоть, но когда оно прошло дальше и проткнуло мне сердце, жгучая боль стала непереносимой, и разум помутнел. На одно короткое мгновение показалось, что надо мной распахнулись небеса, и я увидела ангелов. Не херувимов из детских сказок, а настоящих воинов – высоких, свирепых, непоколебимых.