— Мне очень жаль, что мы оказались в таком положении, Эвелин. Это, конечно, была только моя ошибка.
— Нет. Мы виноваты в равной мере.
— В таком случае не кажется ли тебе, что мы должны вместе разобраться в этой проблеме?
— Нет! — Эвелин разозлилась, что так легко попалась в ловушку. — Это моя жизнь, и решение принимать я буду сама.
— Но ведь ты уже решила. — Уоррен сделал паузу, наблюдая, как она покраснела. — Только не надо снова втолковывать мне, что ты собираешься сделать аборт: если бы хотела, ты бы давно его сделала. Ты не признаешься самой себе, но ведь ты не в состоянии заставить себя убить ребенка. Ты не тот человек. Не так ли?
— Да, — еле слышно признала Эвелин.
— Значит… ты хочешь единолично воспитывать ребенка?
Она удивленно уставилась на него.
— Конечно. Я не собираюсь вынашивать его ради чьих-то радостей.
— Не самая лучшая причина на свете в пользу ребенка, но для начала сойдет, — расхохотался Уоррен. — Теперь, когда мы с этим разобрались, как насчет того, чтобы выйти за меня замуж?
— Нет, — с ходу отрезала Эвелин и забилась в угол кресла, с силой вцепившись в подлокотники.
— Почему же? Что ты теряешь?
— Для начала хотя бы свободу.
— Когда появится ребенок, ты так и так ее потеряешь, — напомнил он.
— Я тебя совсем не знаю.
— У нас куча времени, чтобы узнать.
— А если мы поймем, что не выносим друг друга — что тогда?
— Тогда по крайней мере будем считать, что ради ребенка приложили все усилия. Кроме того, у него будет отец, а не имя на клочке бумаги.
Эвелин взволнованно вскочила.
— Нет! Я отказываюсь даже говорить на эту тему! По таким причинам люди не женятся.
Уоррен тоже встал и подошел к ней.
— Мы сделали ошибку и теперь должны постараться исправить ее. Почему же нельзя считать это поводом?
Эвелин, словно обороняясь, прижала кулачки к груди. Во взгляде ее стояла глубокая печаль, когда она сказала:
— Нельзя. Ты сам знаешь, что нельзя. — И снова разозлившись, добавила: — И ты вовсе не такой. Узнав, что я беременна, ты должен был уносить ноги.
— Прошу прощения, что не оправдал твоих ожиданий, — с мрачной иронией бросил Уоррен.
Она смущенно помотала головой.
— Я не это имела в виду. О, наверное, я должна испытывать благодарность за твое великодушие: ты хочешь… сделать меня порядочной женщиной, — рассмеялась она с горечью. — Но в этом нет необходимости, ты мне не нужен!
— Может, тебе и нет, — скривился Уоррен. — А вот нашему ребенку наверняка понадоблюсь. Тебе не приходило в голову, что, может быть, и он мне нужен… да и ты? Или мои чувства ты сбрасываешь со счетов?
Неужели он в самом деле так думает? — изумилась Эвелин. Может, теперь, когда бизнес налажен, он хочет обзавестись семьей? И вместе с желанным ребенком взять и меня?
— Ты сможешь… сможешь посещать нас, — нерешительно сказала она.
— Ты считаешь это наилучшим вариантом?
Нервничая, Эвелин подошла к окну, за которым на реке качались огни судов. Оказавшись у нее за спиной, Уоррен обнял Эвелин за плечи и стал осторожно поглаживать их.
— Мы подходим друг другу. И оба это знаем. Помнишь, как нам было хорошо на яхте?
— Было ли? — с горечью переспросила она, вспоминая пробуждение.
— Мне — да. |