|
Кому адресованы эти слова? Насте? Или ей, Татьяне? Что это, дурацкая шутка или серьезное предупреждение? Ей показалось, что она оглохла от страха, потому что не слышала, как истерически зашумела студия, хотя явственно видела открывающиеся рты и бурно жестикулирующие руки. Малахов наконец очнулся, до конца-эфира оставалось чуть меньше двух минут, и он попытался спасти положение. – Сейчас, уважаемые, телезрители, мы с вами имеем уникальную возможность увидеть, как опытные работники милиции, столкнувшись с неожиданной выходкой злоумышленника, прямо отсюда, из нашей студии, будут руководить задержанием. Я прошу тишины в зале! Прошу всех участников передачи занять свои места и не шуметь! Дима! Корзун! Что у вас там происходит? Изображение на большом экране раскачивалось в разные стороны, видимо, камера попала в водоворот толпы. Татьяна молча смотрела на экран и отстраненно думала: «Опытные работники милиции… Растерялась, испугалась, даже соображать связно не могу, не то что команды отдавать и руководить кем-то. Молодец, Настя, лица не потеряла. Зачем они продолжают этот балаган? Чего хотят дождаться? Надо прерывать передачу». Картинка на большом экране стала устойчивой, вероятно, оператор сумел-таки отвоевать свою камеру. Появилось лицо ведущего Корзуна. – Нам удалось задержать человека с плакатом, сейчас оператор покажет его крупным планом… Камера скользнула в сторону и выхватила фигуры крепких мужчин, в руках которых болтался, как тряпичная игрушка, подросток лет пятнадцати с прыщавым лицом и безумными глазами. Татьяну начал душить хохот, это было похоже на начало истерики. «Господи, мальчишка… Конечно, это дурацкая шутка. Детская шалость. А я испугалась, поверила. У страха глаза велики, вот уж воистину». Корзун подсунул мальчишке микрофон. – Это ты стоял с плакатом? – нервно спросил он. – Ну чего привязались… – плаксиво протянул пацан. Оставалась минута, секундная стрелка на висящем в студии циферблате отправилась по кругу в последний раз. – Он, он стоял, мы видели! – послышались голоса из толпы. – Скажи, зачем ты это сделал? – снова задал вопрос Корзун. – Зачем ты написал этот плакат? – Не писал я… – Но ты его показывал? – Ну… отпустите… Он сделал безуспешную попытку вырваться и тут же получил подзатыльник от одного из державших его мужчин. – Зачем ты показывал плакат? – Попросили… – Кто тебя попросил? Тридцать секунд. Двадцать девять. Двадцать восемь. Татьяне вдруг захотелось, чтобы стрелка остановилась. В ней проснулся профессионал. Уникальная ситуация, ведущий был прав. Уникальность состояла в том, что человек, пойманный за руку на месте проступка, вынужден давать показания перед огромной толпой и перед телекамерами, на всю страну. Окажет ли это какое-то действие на механизм вранья? Станет ли он упираться и «гнать порожняк» до конечной станции, придумывая самое невероятное объяснение своим поступкам, подстегиваемый внезапно свалившейся на него всенародной известностью, или, наоборот, мгновенно сломается и скажет правду? Двадцать пять секунд. – Кто тебя попросил поднять этот плакат? Кто тебе его дал? – повторил вопрос Корзун. – Баба одна. Тетка в смысле… – Кто она такая? – А я знаю? Отпустите… Она денег дала, сказала, покажи плакат, а то мне неудобно, я болею, мне в толпу не пробраться. Десять секунд. – Дорогие телезрители, время нашего эфира подходит к концу, но мы обязательно расскажем вам, чем закончилась эта история. |
