Он слыхал истории о людях, которые разозлили колдунью. Их постигла ужасная кара — лихорадка, слепота, медленная, намеренно мучительная смерть. Один человек сошел с ума и голым бросился в болото. Люди говорили, что он каким-то образом разозлил колдунью. Его нашли погибшим от укуса змеи, он весь распух и стал багровым; тело его плавало среди осклизлых водорослей.

Оба не мог вообразить, что должен был сделать этот человек, чтобы заслужить от колдуньи такую судьбу. Ведь он должен был знать об опасности и остерегаться этой старой сварливой бабы.

Иногда Обу преследовали кошмары о том, что при помощи своего колдовства она может сделать с ним. Во власти Латеи было пронзить его тысячью копий. И даже содрать мясо с костей. Или сварить его глаза прямо в голове. А то и сделать так, чтобы его язык распух, и тогда он подавится и задохнется, испытав страшные мучения…

Он поспешил к дому колдуньи. Раньше начнешь, раньше закончишь… Оба уже хорошо знал об этом.

Подойдя к двери, он постучал:

— Это Оба Шолк. Мать прислала меня за лекарством.

Ожидая ответа, он наблюдал, как его дыхание облачком поднимается к небу. Дверь наконец открылась, и Латея принялась разглядывать его. Он подумал, что колдунья могла бы посмотреть на него, и не открывая двери. Иногда, когда он ждал, пока Латея смешает снадобья, к ней приходили, и она запросто открывала дверь. Однако, если приходил Оба, она всегда сначала разглядывала его в щелку.

— Оба.

Ее голос был такой же постный, как и выражение лица. Она открыла дверь, впуская его. Осторожно, проявляя уважение, Оба ступил внутрь. Он осматривался, хотя хорошо знал это место. Он следил за тем, чтобы не быть с ней слишком напористым. Латея не испытывала к нему ни капли страха и запросто подтолкнула его плечом, понукая пройти в комнату.

— Опять у твоей матери колени? — спросила она, захлопывая дверь, из которой шел холодный воздух.

Оба кивнул, уставившись в пол:

— Она говорит, что они очень болят и ей надо бы вашего лекарства. — Он знал, что придется сказать и об остальном. — Она также попросила прислать… чего-нибудь и для меня.

Латея улыбнулась своей обычной хитрой улыбкой:

— Что-нибудь для тебя, Оба?

Оба знал — ей прекрасно известно, что он имеет в виду. Он всегда приходил только за двумя снадобьями: одним для матери, другим — для себя. Ей, однако, нравилось, чтобы он это говорил. Латея была омерзительна, как зубная боль.

— Какое-нибудь средство для меня тоже. Так сказала мама.

Лицо колдуньи приблизилось к нему. Она разглядывала его.

Коварная ухмылка все еще кривила ее рот.

— Средство от зла. — Ее голос перешел в шипение. — Так ведь, Оба?.. Мамаша Шолк хочет, чтобы ты принес именно это?

Оба прокашлялся и кивнул. Он чувствовал свое ничтожество и снова уставился в пол.

Взгляд Латеи задержался на нем. Оба забеспокоился. Что было в этой умной голове, какие дьявольские мысли, какие мрачные планы?..

Наконец она пошла за компонентами для составления снадобий. Они хранились в высоком шкафу с выдвижными ящиками. Грубо сделанная сосновая дверца шкафа скрипнула, когда колдунья потянула за нее. Потом она прижала бутыли к груди и понесла их к столу в середине комнаты.

— Она не бросает своих попыток, правда, Оба? — голос стал монотонным, словно колдунья разговаривала сама с собой. — Она по-прежнему пытается, хотя ничего не меняется.

Оба.

Масляная лампа на столе осветила целый ряд бутылей. Колдунья выставляла их одну за другой, подолгу держа каждую перед глазами. Она раздумывала. Наверное, о том страшном зелье, которое должна намешать для него на этот раз.