Хоть на сердечные дела бывала ты порой в обиде, но чудных дочек родила, а это – счастье в чистом виде.
Являя чудо доброты на поле родственном тернистом, совсем не била брата ты, и вырос он авантюристом.
Твоё презрение к наукам, семье известное давно, ты передашь, конечно, внукам, у дочек есть уже оно.
Твоё душевное тепло всегда уют нам щедро дарит: куда бы время ни текло, а рядом Таня кашу варит.
Ты легкомысленна в папашу, а в мать – по-женски ты умна; прими любовь, Танюша, нашу, и что налито – пей до дна!
А Боря Шильман тоже возмутительно молод: только что исполнилось шестьдесят. У Бори профессия загадочная – он хиропракт. У него своя клиника, и к нему густым потоком текут страждущие. Он не расспрашивает пациента о его болезнях и недомоганиях, он кладёт его на живот, гуляет пальцами по позвоночнику и сам говорит удивлённому больному, что именно того беспокоит. После чего он что-то гладит, разминает, порой встряхивает пациентов, невзирая на их жалобные стоны, и за несколько сеансов (а порой – всего за один) достигает чуда облегчения. И сам я был свидетелем таких чудес. И всё это – игрой на позвоночнике. Поэтому и славословие ему на юбилей я назвал —
Ода спинному хребту Всех наших бед и радостей источник, всех органов лихой руководитель — таинственный и сложный позвоночник, спинного мозга верный охранитель.
Он правит нашей хваткой деловой и мудростью, прославленной в веках, мы думаем отнюдь не головой, а мозгом, затаённым в позвонках.
И знали уже древние народы: какие ни случатся воспаления, все боли наши, хвори и невзгоды зависят от спинного управления.
И если человек – подлец и склочник и пакости творить ему с руки — виновен в этом тоже позвоночник, шестой и двадцать третий позвонки.
И скрягу если мучают запоры, он тужится, не спит и одинок, здесь только об одном возможны споры — какой затронут порчей позвонок.
Мужчина средних лет в любой момент готов улечься с женщиной, ликуя, а если бедолага импотент — ослабли позвонки в районе хуя.
А пятый позвонок – совсем особый, загадка его тайною покрыта, рождает он порывы тёмной злобы у тёмного душой антисемита.
Один лишь позвоночник виноват, что бьёт жену подвыпивший мужчина, и даже если кто мудаковат — сокрыта в позвонках тому причина.
Но что бы ни случилось с человеками, какие хвори тело ни гнетут, убогими и хмурыми калеками они к Борису Шильману идут.
От Бори выходя, они смеются, уху едят на травке у реки, и так, не зная удержу, ебутся, что видно, как окрепли позвонки.
Хребту спинному оду посвящая, сказать хочу я с искренним волнением: живи, Борис, и дальше, восхищая весь мир своим целительным умением!
А про Витю Браиловского и его жену Иру я уже писал неоднократно. Дружба наша скреплена тюремным испытанием, хотя в местах сидели мы разных: Витя – в тюрьме столичной, в Бутырской, а я – в Загорске и Волоколамске. «Видишь, – сказал мне как-то Витя снисходительно, – тебя в Москве даже сидеть не пустили!» Так что и стихи я им пишу, сдобренные по возможности любимыми словами из уголовной фени. Подруга вора, например, – маруха, у Вити это слово очень нежно и ласкательно звучит, когда мы говорим об Ире. |