Последовала тишина. Которую нарушало лишь дыхание мальчика, которое, казалось, было затруднено. В комнате царил такой покой, и изнемогший Троуэр чувствовал такую правоту в собственном сердце, что ему показалось, что дьявол убоялся его проклятия и убежал прочь.

«Преподобный Троуэр,» сказал мальчик.

«Да, сын мой?»

«Вы не могли бы теперь снять эту Библию с моей груди? Я думаю, если здесь были какие‑нибудь дьяволы, они все ушли.» После чего мальчик опять рассмеялся, заставляя Библию подпрыгивать под рукой Троуэра.

В этот момент экзальтация Троуэра сменилась горьким разочарованием. Ну что же, тот факт, что мальчик мог столь дьявольски смеяться, когда на его груди покоилась сама Библия, был доказательством того, что никакая сила не способна свернуть его с пути зла. Гость был прав. Троуэр не должен был отказываться от той великой работы, к которой был призван Гостем. Он мог бы стать убийцей Зверя из Апокалипсиса и он оказался слишком слабым, слишком сентиментальным, чтобы внять божественному призыву. Я мог бы стать Самуилом, приговорив к смерти врага Господа. Вместо этого я стал Саулом, слабаком, не сумевшим убить того, кому Бог приказал умереть. Теперь я буду видеть, как вырастает этот мальчик, в котором гнездится сатанинская сила, и я буду знать, что он процветает потому, что я оказался слаб. Теперь комната казалась ему раскаленной, душащей его. До сих пор он не замечал, что его одежда пропитана потом. Дышать стало трудно. И стоило ли удивляться? В комнате присутствовало горячее дыхание ада. Задыхаясь, он схватил Библию, выставив ее между собой и сатанинским ребенком, лихорадочно хихикающим под своим одеялом, и выбежал вон.

Тяжело дыша, он остановился в большой комнате. Его появление прервало беседу, но он не замечал этого. Чего стоила беседа этих погруженных в глубины мрака людей в сравнении с тем, что он только что испытал? Я стоял в присутствии адепта Сатаны, прячущегося в обличии юного мальчика; но его глумливость открыла мне его истинное лицо. Я должен был понять, кто он такой еще несколько лет назад, когда ощупал его голову и нашел, что она идеально сформирована. Только подделка могла быть такой безупречной. Этот ребенок никогда не был настоящим. Ах, если бы я обладал силой великих пророков древности, то смог бы поразить врага и отдать плод победы Господу моему! Кто‑то дернул его за рукав. «С вами все в порядке, преподобный Троуэр?» Это была Добрая Фэйт, и преподобный Троуэр и не подумал ответить ей. Но при этом она развернула его так, что он мог видеть камин. Там, на каминной доске, он увидел выжженное изображение и будучи в том состоянии, в котором находился, не смог сразу определить, что там изображено. Это выглядело, как лицо страждущей в вечных муках души, окруженной какими‑то корчащимися стеблями. Это должно быть пламень, подумал он, а это душа, корчащаяся в сере и пылающая в адском огне. Вид этого изображения был мучителен для него, и в то же время приносил какое‑то удовлетворение, поскольку его присутствие в этом доме свидетельствовало о том, как тесно была связана эта семья с адом. Он находился среди врагов. Ему вспомнилось то место из Псалтири, где было сказано: «Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня, и можно было бы перечесть все кости мои. Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня?».

«Садитесь», сказала Добрая Фэйт. «Сюда».

«С мальчиком все в порядке?», спросил Миллер. «С мальчиком?», переспросил Троуэр.