Я поглаживаю свой член:
— Я займусь тобой, — говорю я ей. — Даже могу сделать тебе больно, если захочешь.
— Выпустите меня!
— Нет.
Мой краткий отказ ошеломил её. Не помню, были ли её губы накрашены, когда она пришла сюда? Сейчас на них нет ни следа помады. Губы у неё сухие и тонкие. А левый глаз уже начинает дёргаться.
— Да ты не знаешь, с кем связался! — говорит она. — Меня будет искать много людей. Целая толпа! Ты не знаешь, кто я такая!..
— Да знаю я, кто ты, — отвечаю я.
Она молча уставилась на меня. Лицо её побледнело, теперь оно больше напоминает личико фарфоровой куклы.
— Ну, пошли.
Я беру её за руку. Рука у неё мягкая, тонкая, можно прощупать каждую косточку. Тащу её к двери, ведущей в заднюю комнату.
— У меня… У меня месячные! — снова пытается соврать она.
Я усмехаюсь:
— Чем больше будет крови, тем лучше.
— О боже… О боже… О боже… — она начинает плакать. Вся трясётся от страха. Размазывает тушь по лицу. Шмыгает носом. Теперь она уже не похожа на поп-звезду.
— Прошу вас… — всхлипывая, она начинает умолять меня отпустить её.
А я тащу её в заднюю комнату.
Там есть кровать с водяным матрасом, наполненным спермой, кровью, мочой и плацентой. Но я веду её не к кровати, а к столу. Закрепляю её руки и ноги в кожаные петли. Её тело такое безвольное и податливое, что я могу делать с ней всё, что захочу. Она смотрит по сторонам, видит вокруг кости, мёртвых младенцев и животных, разные приспособления. Вряд ли она осознаёт, что происходит. Она нерешительно прикасается к липкой стене, медленно кладёт палец в рот, пока я пристёгиваю её ремнями. И вот её уже тошнит. Она сплёвывает слюну, пытаясь сдержать рвоту. Лиз подходит к ней и слизывает слюну с её рта и подбородка.
Она сопротивляется, извивается, и Лиз бьёт её по лицу. Пять раз. Быстро.
Игра начинается.
Певичка смотрит на меня, открыв рот. По её лицу стекают слёзы и кровь — у неё разбит нос.
— Сожми руку в кулак, — приказываю я.
Она делает то, что я сказал. Сжимает кулак. Джинджер садится на кулак и медленно скользит по её руке вниз — она уже вся мокрая. Певичка инстинктивно пытается отдёрнуть руку, она орёт от отвращения, пытаясь стряхнуть Джинджер, но пизда Джинджер — как стальной капкан, который так просто не разожмёшь. Она вертится на руке певички и вскрикивает каждый раз, когда приближается к оргазму.
— Убери её! — орёт певичка. — Убери её!
Но Джинджер ещё не закончила. В выделениях, стекающих по руке певички, появилась кровь.
Не могу сказать точно, чья это кровь — Джинджер или певички.
Кабан подходит поближе. Он сжимает свой член и начинает лупить им певичку по груди.
Она кричит. Кричит скорее от страха, нежели от боли. Хотя какая разница.
Джинджер уже слезла с кулака. По руке певички стекает кровь, а на груди уже появляются синяки.
Все хотят принять в этом участие, все посетители бара. Я не жадный, я люблю делиться, но рот певички никому не отдам. Я заслужил такое право. Я говорю об этом всем, и никто не возражает. Зик держит её голову, пока я открываю ей рот. Она уже не кричит — похоже, теряет сознание, но мне всё равно. Это не помешает мне сделать то, что я задумал. У неё во рту ещё остались осколки зубов — и я выбиваю их все. Её рот полон крови, как я люблю. Она приходит в себя, её снова тошнит. А я расстёгиваю брюки, достаю член и заталкиваю ей в рот.
Из её рта брызжет кровь, и Лиз подходит поближе — ей нравится купаться в брызгах крови.
Внезапно я понимаю, что всё зашло слишком далеко. |