|
— Да, действия турецкого правительства совершенно недопустимы. Многие беженцы являются либо американскими гражданами, либо имеют в Америке родственников. Я сейчас же напишу официальную ноту протеста. Кроме того, я направил в Вашингтон срочную телеграмму. Если они думают, что мы будем сидеть сложа руки, пока так бесчеловечно обходятся с ни в чем не повинными людьми, они сильно ошибаются, — возмущенно говорил посол.
— Не думаю, что это хоть как-то поможет, — возразила Джамиля, которая сидела на диване, откинувшись на спинку.
— Никто не имеет права задерживать людей без предъявления обвинения, во всяком случае в стране цивилизованной, — прорычал посол.
— Они выбрали подходящий момент. Европа увязла в войне. Никто и пальцем не пошевелит в защиту армян, — резюмировал Никос.
— Во всяком случае, наш долг оповестить об этом мир, — сказал посол.
— Куда они повезут всех этих людей? — спросила Алиса.
— Возможно, их отвезут в ту самую мечеть, — предположил Линкольн.
— Это значит, что ритуал готовится, — сказал Никос.
В зале послышался плач Роланда. Молодой человек сидел, опустив голову, и буквально рвал на себе волосы.
— Роланд, что происходит? — спросила Алиса.
— Либо среди этих людей, либо где-нибудь в другой толпе стамбульских беженцев могут быть мои мать и сестра, и их тоже принесут в жертву, как и остальных.
Алиса села рядом и обняла юного армянина за плечи. Парень заплакал, как ребенок.
— Мы пойдем в мечеть в час молитвы, тогда на нас никто не обратит внимания, — сказал Линкольн.
— Во время молитвы? — удивился посол.
— Да, но нам потребуется другая одежда, — пояснил Линкольн, показывая на свою рубашку. — Нам нужно проникнуть туда незамеченными.
83
Собственное отражение в зеркале ему не понравилось. Лицо старческое, щеки морщинистые, глаза потускневшие. Слуги подали ему самую шикарную тунику, окантованную золотым и шелковым, кроваво-красного цвета, шитьем. Это показалось ему вульгарным и не к месту.
— Я не могу в таком виде идти в мечеть, — сказал он, касаясь рукой окантовки.
— О повелитель, все раскроют рты от удивления, как только вы войдете.
— Не говори глупостей. В таком виде я похож на проститутку с Мосула.
Султан стукнул слугу по голове и приказал принести другую тунику, пурпурного цвета, с более скромной окантовкой. Когда султана одевали, ему вспомнилась Джамиля. «Она была хороша», — подумал он. Теперь он сожалел, что отпустил ее. Султан глубоко вздохнул и посмотрел на себя в зеркало, повернувшись к нему боком.
— Аллах не наградил меня красивой старостью. Я уже не могу спать со своими женами. Война, это проклятое офицерье, а теперь еще и армяне. Неужели больше никто и никогда не принесет мне добрых вестей.
Султан надел шлепанцы и мелкими шажками пошел к машине с открытым верхом, которая ожидала его у подъезда. Он сел в машину, и кортеж из трех машин двинулся.
Ему предстояло проехать небольшое расстояние. Посмотреть на него, как это бывало каждую пятницу, собралась толпа людей. Дети и женщины приветствовали его флажками, но взгляд султана блуждал где-то вдалеке, а мысли занимали иные заботы.
Вскоре они прибыли к большой мечети Сюлейманийе. Султан посмотрел на огромный купол и пожалел, что за все время своего правления так и не построил ничего величественного, что пережило бы его. Мир забудет о нем, и он останется очередным султаном в длинном списке султанов империи, но в том случае, если сама империя выживет в войне. |