Катетер все настойчивее напоминал о своем существовании, и Лэнгу осталось только признать, что Герт совершенно права.

Он откинулся на подушки:

— Скажи все-таки, что теперь у тебя на уме? Знаешь, мне очень хотелось бы рассчитывать на то, что на этот раз ты останешься со мною.

Он боялся заводить разговор о дальних перспективах. Как-никак, она уже дважды появлялась в его жизни и уходила из нее.

— Мы с Манфредом останемся здесь — по крайней мере до тех пор, пока тебя не выпишут из больницы. И, если ты захочешь, и после этого.

Лэнг не мог отвести взгляда от мальчика, его сына, который казался ему таким же чудесным, как те младенцы, которых держат на руках рубенсовские мадонны.

— Я не могу позволить себе такого долгого ожидания. Те, кто взорвал мой дом, обязательно попробуют что-нибудь еще. А я тут как утка в гнезде.

— Ты вовсе не похож на утку. — Герт посмотрела по сторонам — где бы погасить окурок, — сунула его в стоявший на тумбочке стакан и снова села на стул. — А в коридоре торчат какие-то парни, похожие на полицейских.

— Это и есть полицейские. Ты прожила в Атланте почти год. Решилась бы ты доверить свою жизнь местной полиции?

Герт покачала головой:

— Ты никогда им не доверял. Это была еще одна из причин, заставивших меня приехать.

Ее слова не были бравадой. Она не единожды спасала жизнь Лэнгу. Когда-то, выиграв женские соревнования Управления по стрельбе, Герт потребовала встречи с чемпионом-мужчиной. И посрамила его.

— У тебя есть оружие?

— Ты ведь не думаешь, что я собираюсь защищать тебя пилочкой для ногтей?

— А как же Манфред?

— Он некоторое время побудет у Фрэнсиса.

Фрэнсис опекал собаку Лэнга, а теперь еще и станет хранителем его сына. Священник сделал еще одно святое дело. А может быть — помог охранять заключенного.

Фрэнсис… Лэнг вдруг вспомнил, как странно его друг отреагировал, когда он рассказал, что ему в бреду являлась Герт.

— Фрэнсис, он…

— Он позвонил мне через несколько часов после того, как тебя забрали в больницу. Врачи были… э-э… не уверены в исходе.

Значит, Фрэнсис все это время поддерживал связь с Герт, понял Лэнг; вероятно, он даже знал о существовании Манфреда. Следовало взревновать, разозлиться на друга, который скрывал от него такие важные вещи. Но Лэнг не мог — он был слишком счастлив.

И слишком устал. Первые несколько дней после возвращения в реальный мир измотали его куда сильнее, чем он мог ожидать. Он, сколько мог, сопротивлялся земному тяготению, упорно пытавшемуся сомкнуть его веки.

А потом незаметно для себя провалился в сон.

Лэнг еще не был в своем прежнем жилище с тех пор, как произошел взрыв. Он решил восстанавливать его постепенно, начиная с крохотной кухни. Новую плиту, подвешивающуюся к стене, должны были доставить сегодня из магазина «Хоум депот», но пока не привезли.

Обслуживающая компания заменила стеклянную стену, сквозь которую открывался замечательный вид на главный проспект города — длинную асфальтовую ленту, окаймленную цветущими деревьями, которая, словно стрелка, указывала на деловые небоскребы центра города. Только этот вид и остался неизменным.

Сегодня Лэнг и Манфред впервые остались вдвоем. Конечно, и прежде бывало, что Герт отлучалась по каким-то делам, но она всегда находилась где-то поблизости, и если уходила, то ненадолго. И волнение от предстоящего общения с сыном обуревало Лэнга куда сильнее, нежели предчувствие того запустения, которое ему предстояло увидеть в обгоревшей квартире. Лэнг и его сын практически не были знакомы. Что, если малыш внезапно решит, что ему срочно нужно к маме? Что, если ему станет плохо, если на него вдруг навалится одна из тех детских хворей, что начинаются и заканчиваются с непредсказуемостью летней грозы? Среди его книг не было пособия «Отцовство для „чайников“».