Я в ужасе уставилась на мужа. Он отлично понял охватившие меня чувства и продолжал:

– Ты, разумеется, можешь уехать отсюда, но ты не можешь забрать с собой моего сына.

У меня пересохло во рту. Я всем своим существом ощущала угрозу, исходившую от Обри.

– Так ты поняла? – продолжал он. – Можешь ехать куда тебе угодно. Конечно, к женам, решившим оставить своих мужей, свет обычно относится неблагосклонно, хотя некоторые все же отваживаются на этот неразумный поступок. Но забрать моего сына ты не сможешь.

– Почему ты все время называешь его «своим» сыном? – вскричала я. – Он ведь и мой тоже!

– Он наш, – согласился он. – Но я его отец. Наш мир, дорогая Сусанна, – это мужской мир. Я уверен, что такая мысль уже приходила в голову такой разумной женщине, как ты. Если ты уедешь и заберешь сына с собой, я скоро верну его на его законное место. Об этом позаботится суд.

– Но ты не любишь его!

– Он мой сын. Это его дом. Все здесь когда-нибудь будет принадлежать ему – и дом, и поместье, и даже храм. Все это станет его собственностью. А пока он будет воспитываться в этом доме. Я на этом настаиваю.

– Ты не можешь быть таким жестоким! Ты не можешь забрать у меня мое дитя!.

– Но ведь не я предлагаю нам жить врозь. Все, что ты должна сделать, – это остаться здесь. Я не прошу тебя уехать, а если ты все-таки решишься на это, ребенок останется со мной.

Я просто онемела. Было очевидно, что он победил. Обри продолжал:

– Ты совершенно монополизировала ребенка. Ты не даешь мне общаться с ним. Он почти не знает своего отца.

– Потому что этот отец так занят своими разнузданными оргиями, что у него совсем не остается времени на ребенка!

– Да кто в это поверит?

– Я знаю, что это правда!

– С твоим мнением никто не будет считаться. Если ты хочешь уехать, если хочешь устроить скандал и навлечь позор на седины своего отца, если хочешь опозорить отца твоего ребенка, тогда, конечно, уезжай. Я не собираюсь удерживать тебя здесь силой. Но позволь сказать тебе одну вещь – если ты попытаешься увезти моего сына из его законного дома, я позабочусь о том, чтобы вернуть его. Этого потребует суд, и тебе придется подчиниться закону.

– Ты забываешь, что я о тебе знаю. Наверняка ни один суд в мире не позволит, чтобы ребенок рос в доме, где происходят дикие оргии, где его отец предается любовным утехам со служанками…

– Моя дорогая, это случается сплошь и рядом. И потом, все это еще надо доказать. А я сделаю все, чтобы ты не смогла ничего доказать. Если ты готова потерять сына – что ж, тогда действуй так, как ты решила. Но ведь суд может объявить тебя безумной, больной женщиной с воспаленным воображением. Это я тоже могу устроить! С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Итак, я поняла, что отныне пленница в этом доме. Меня здесь удерживает то единственное, что препятствует моему освобождению.

То, что мой муж сказал о законе, – правда. Он все рассчитал: потерять сына – на это я никогда не пойду. Я пребывала в состоянии крайней нерешительности, заявление Обри было совершенно категорично, он не позволит мне взять Джулиана с собой. Это не означало, что моему мужу нужен ребенок сам по себе – просто это был его сын и наследник, которой должен был воспитываться в поместье. Мне также пришло в голову, что таким способом он намеревался отомстить мне.

Теперь я понимаю, что Обри испытывал ко мне смешанные чувства. Он ненавидел меня, но в то же время в глубине его сердца оставались крупицы былой любви. Он, несомненно, когда-то был в меня влюблен.