Они громко постучали в ворота. Ральф Гамон поспешил на стук и отворил окно.

Ворота были заперты, и без его разрешения никто не мог попасть в дом. Перед воротами в свете фонаря смутно маячили силуэты. Чей-то пронзительный голос назвал его по имени. Узнав голос Сади Гафиза, Гамон поспешно спустился к привратнику.

— Впусти его, — приказал он.

Увидев Сади, он сообразил, что произошло нечто весьма Серьезное. Он помог раненому пройти в дом и терпеливо выслушивал его стоны. Сади был ранен в плечо.

— Аллах! — стонал Сади. — Почему я не отправил этого проклятого пса в преисподнюю?

Гамон велел позвать рабынь и осмотреть рану.

— Ничего, — резко заметил Сади. — Когда он стрелял в меня в прошлый раз, дела обстояли хуже.

— Что? Когда стрелял в прошлый раз? В вас? — переспросил изумленный Гамон и изменился в лице.

Сади заметил, что в Гамоне произошла какая-то перемена, и не мог понять, что именно повлияло на него.

— Что случилось? — спросил Сади.

— Ничего, — ответил Гамон. — Вы ведь сказали, что…

— Да, я сказал, что в прошлый раз, когда он выстрелил в меня, рана была опаснее.

— Кто же в таком случае стрелял в вас? Уж не нищий ли?

— Да, нищий, — сердито ответил Сади.

Дальнейшее объяснение было прервано появлением сеньоры Гамон. Она принесла перевязочные средства, промыла и забинтовала рану. Когда она удалилась, Гамон возобновил беседу:

— Я никогда бы не подумал, что он мог причинить вам вред — он слаб и немощен с виду. И вы мне не говорили, что знакомы с ним.

— Я не подозревал, что знаю его, — ответил Сади, — или, вернее, что и вы его знаете. Должен вам сказать, что мистер Морлек мой давний враг.

Гамон вздрогнул.

— Вы ведь говорили только что о нищем, — сказал он и нахмурился. — Я так взволнован… вы ведь говорили о нищем Абдулле?

— Я говорил о мистере Морлеке, — простонал Сади. — Это вы ухитрились сегодня утром обвенчать его с леди Джоан.

Гамон онемел от изумления. Новость, сообщенная ему, показалась настолько дикой, что он не мог постичь ее. Смущенно провел он рукой по лбу.

— Это мне совершенно непонятно, — сказал он беспомощно. — Нищий был не кто иной, как Морлек? Но это же невозможно. Нищий — совершенно дряхлый беспомощный старик.

— Если бы у вас были глаза и мозги хотя бы месячного теленка, — с горечью сказал Сади, — то вы сообразили бы, с кем имеете дело. В свое время, когда он состоял в Марокко на дипломатической службе, то неоднократно появлялся в таком виде.

Гамон бессильно опустился на диван.

— Так значит нищий оказался Морлеком… и я их обвенчал, — прошептал он, совершенно убитый этим известием.

Это было выше сил Гамона. Он разразился истерическим хохотом, и Сади, хорошо разбиравшийся в людях, почувствовал, что Гамон близок к безумию.

— Почему он вас преследует? — осведомился Сади, когда Гамон понемногу пришел в себя.

— Он хочет завладеть документом, который хранится у меня, — возбужденно заговорил Гамон. Гамон был так возбужден, что Сади счел его пьяным.

— Вы думаете, что я пьян? — продолжал Гамон, словно угадав мысль Сади. — Это не так. Я еще никогда не был более трезв, чем сейчас.

С этими словами он покинул Сади и удалился в соседнюю комнату.

Сади, оставшись в одиночестве, стал раздумывать над сложившимся положением.