Мишель сделался подлинным ясновидящим и многое открыл ей про Лишамора, мамашу Башю и Маркизетту. Все эти сведения подтвердились бумагами, полученными от французской полиции при содействии Российского посольства.

Не спеша составляли планы последнего удара врагу, ожидая удобного момента.

Наконец Жермена могла сказать: я готова!

На семейном совете решили, что она больше не будет скрываться от Мондье, а, наоборот, открыто пойдет на встречу с ним, не станет отвергать ухаживания, напротив, подаст надежды, чтобы усыпить извечную подозрительность графа.

Бобино, став добровольным управляющим, купил для Жермены особнячок Регины и вместе с новой его хозяйкой поставил дом на широкую ногу: завели лошадей, наняли опытную и импозантную прислугу; наконец Жермена поселилась там как бы постоянно, в роли одинокой светской дамы.

Мондье, увидев ее во время гулянья на Елисейских полях, влюбился сильнее прежнего, но уже не мог помыслить о том, чтобы поступить с ней тем, давним способом.

Хотя Жермена позволила графу посещать ее дом и говорила с ним как бы дружески, она не раскрывала ему, как и другим, кто ее знавал, секрета своего превращения из простой швеи в настоящую даму большого света, что особенно возбуждало страсть и одновременно подозрительность Мондье.

Зато сейчас Жермена не таила ничего от Маркизетты, и та слушала с величайшим вниманием и сочувствием.

Когда гостья закончила, Маркизетта, с неверием в счастье, свойственным много страдавшим затворницам, сказала ей:

— Вы сильны и отважны, я в этом глубоко уверена. То, как вы боролись против Мондье с помощью гипнотизма, доказывает незаурядность вашей личности. И тем не менее, едва вы начали действовать, этот дьявол нанес вам страшный удар. Он догадался, что вы узнали, где я заточена, понял, что вы придете ко мне сюда, и устроил ловушку.

— Одно из двух: либо меня выдала старуха Башю, либо он взломал мой сейф и прочел хранившиеся там документы.

— Не имеет значения, как он узнал, дитя мое, ему было нужно запереть вас здесь, заставить сдаться под пытками, какие применяют тут к несчастным помешанным. Теперь вы — его пленница и он вас не выпустит с помощью доктора Кастане, раба, слепо ему повинующегося.

— Ну это мы еще посмотрим! Во всяком случае, при той относительной свободе, которой я здесь пользуюсь, я легко убегу.

— Вы ошибаетесь! Здесь стерегут как в тюрьме. Сторожа каждый час совершают обход… По ночам спускают собак, они никого не слушаются, кроме своих хозяев… На дверях крепкие решетки и через высокие стены невозможно перелезть. Наконец, многочисленный персонал следит за нами неусыпно днем и ночью.

— Я решилась на все, чтобы узнать о вас и вызволить отсюда!

— Как?! Вы действительно собираетесь попытаться освободить меня! — воскликнула Маркизетта. — Вчера, когда вы говорили о моем вызволении, я не совсем поняла, подумав лишь о духовном раскрепощении, о том, что вы избавите меня от одиночества, чувства заброшенности…

— Вы, так же как и я, его жертва, мы соединим усилия и станем жить свободными и отмщенными… Одно только меня смущает: почему Мондье, зная, что мы можем здесь встретиться, заранее никак не воспрепятствовал этому.

— Он уверен, что я и в самом деле сумасшедшая. Я десять лет не проронила ни слова, проводила время в слезах, оплакивая потерянное счастье, думая о детях, похищенных у меня, о том, что никогда больше с ними не увижусь. Я ведь не знаю даже, где они, что с ними; не дай Бог, если их вообще… Потом я притерпелась и беседую с сиделками, сторожихами, они тоже считают меня тихой помешанной. Мондье известно все это, и он не боится меня, не опасается, что я могу кому-то рассказать о прошлом. Может, он даже думает, что я ничего не помню.