|
., или покопаться в поисках случайной сигареты в бардачке, как рылся сейчас в своем столе. Морт чувствовал себя виноватым, и это было просто нелепо. Он не крал рассказа у Джона Шутера, он прекрасно знал, что не делал этого, и все-таки рассказ действительно был украден (а иначе быть не могло. Морт не мог поверить в то, что два разных человека могли случайно написать такие похожие тексты), значит, вероятнее всего, именно Шутер украл рассказ у него. Ну разумеется. Это было ясно как день, как нос на его лице.., как круглая черная шляпа на голове Джона Шутера. И все-таки Морт по-прежнему был расстроен, чувствовал себя выбитым из колеи, виноватым… Он ощущал себя проигравшим в какой-то странной игре, для которой не мог найти подходящего слова. Но почему? Что ж.., потому что… В этот момент Морт достал из ящика ксерокопию романа «Мальчик учителя музыки» и там, под бумагами, обнаружил пачку сигарет «L&M». Интересно, выпускают ли сейчас такие сигареты? Он не знал. Пачка была старой, смятой, но определенно не пустой. Он вытащил ее, осмотрел со всех сторон. Исходя из законов залегания, или, выражаясь научнее, столоведения, он определил, что купил эту пачку в 1985 году. Он заглянул внутрь пачки и увидел три маленьких гвоздика, какими забивают крышку гроба. Они были уложены в ряд. Путешественники во времени из другой эпохи, подумав Морт. Он сунул одну из сигарет в рот и отправился на кухню, чтобы взять спичку из коробки на камине. Путешественники во времени из другой эпохи пробрались сюда сквозь года и столетия. Терпеливые цилиндрические странники, чья миссия — ждать, терпеливо ждать подходящего момента, чтобы наставить меня на путь, ведущий к раку легких. Кажется, наконец-то их время пришло. — Наверняка у них отвратительный вкус, — произнес он в пустом доме (миссис Гевин уже давно ушла) и подпалил кончик сигареты. Впрочем, сигареты оказались отнюдь не отвратительными. На вкус они были довольно хороши. Морт направился в свой кабинет, выпуская клубы дыма и чувствуя приятное головокружение. Ах проклятая живучесть пагубных привычек, подумал он. Как сказал Хемингуэй? Ни этим августом, ни этим сентябрем — в этом году ты можешь делать все, что тебе угодно. Но придет время. Оно всегда приходит. Рано или поздно ты снова сунешь что-нибудь в свой большой старый рот. Выпивку, сигареты, может быть, дуло пистолета. Ни этим августом, ни этим сентябрем… …к сожалению, был октябрь. Исследуя более поздний слой залеганий в столе, он обнаружил старую банку с солеными орешками. Банка была еще наполовину полной. Попробовать орехи он не решился, но крышка банки оказалась отличной пепельницей. Морт сел за стол, посмотрел на озеро (как и миссис Гавин, лодки, которые раньше там плавали, тоже исчезли), насладился своей старой отвратительной привычкой и обнаружил, что теперь может думать о Джоне Шутере и о рассказе Джона Шутера даже не теряя самообладания. Безусловно, этот человек принадлежал к Племени Безумцев; теперь в этом не было никаких сомнений. Что же касается того, что Морт испытал, когда обнаружил, что рассказы действительно очень похожи… Что ж, литературное произведение всегда представляет собой предмет. Конкретный предмет — во всяком случае, к нему можно относиться как к конкретному предмету, особенно если кто-то покупает его у вас. Но в другом, более высоком смысле оно вовсе не является предметом. С одной стороны, любой рассказ столь же конкретен, как ваза, стул или автомобиль. Он представляет собой чернила на бумаге, хотя дело вовсе не в чернилах и не в бумаге. Морта часто спрашивали, откуда он берет свои идеи, и хотя писатель посмеивался над этим вопросом, при этом его всегда охватывал смутный стыд. Потому что в глубине души он чувствовал свою неискренность. |
