|
– Раньше в детских ломах иногда упражнялись… – Нет, – сказала Леночка. – Это была просто школьная шалость, друзья детства обменялись именами. С привычной быстротой следователь составил про¬токол. – Все в порядке… – Он замялся. – Теперь вам придется лично взглянуть… Леночка молча поднялась. Ползунов повел ее в приемный покой. В пустой выбеленной комнате высокий узкий стол был при¬крыт большой чистой простыней. Навстречу к ним вышла женщина в медицинском халате. – Покажите, – распорядился следователь. Женщина сдернула простыню… – Да, – сказала Леночка и пошла прочь. Ползунов повел ее обратно, подписать протокол. – Все таки дайте мне воды, – попросила Леночка. – И позвольте позвонить по телефону. Леночка знала правду и, несмотря на это, очень нервничала: зубы ее постукивали о край стакана, и го¬лос прерывался. Она набрала номер. – Доктора Успенского. Я прошу доктора Успенского. Говорят из дома. Очень срочно… Павлик не заставил себя ждать – Я здесь, Ленок! – прокричал он издалека. – Мария Сергеевна вернулась? – С мамой несчастье, – принудила себя сказать Леночка. – Мама попала под поезд. Я только что была в приемном покое. Я нахожусь на Киевском вокзале. Приезжай за мной… На Павлике лица не было, когда он появился перед Леной. – Ленок… Это все я, все я виноват, – растерянно приговаривал он – Мало ли что она запретила! Мне надо, надо было пойти с ней… Леночка дернула его за руку. – Пойдем в аптеку! Павлик посмотрел на нее с недоумением. – Зачем? – За валерьяновыми каплями, – жестко сказала Леночка. – В самом деле, нельзя же так, а еще врач! Леночке очень хотелось его утешить, но она обязана была играть свою роль и молчать. И в то самое время, когда мужество и выдержка Леночки подвергались мучительному испытанию на допросе у следователя линейной прокуратуры, в одном из управлений, ведающих вопросами государственной безопасности, тоже шел разговор о смерти профессора Ковригиной. Мария Сергеевна Ковригина давно уже принадлежала к числу тех ученых, жизнь и работа которых находились в поле зрения органов, отвечающих за безопасность советских людей. Они не вмешивались ни в работу, ни тем более в частную жизнь ученых, но несли ответственность за охрану специальных институтов и лабораторий и за жизнь и безопасность тех, кто в этих институтах трудится. Поэтому то майор Ткачев, просматривая очередную сводку происшествий за последние сутки, обратил внимание на лаконичное сообщение о несчастном случае, в результате которого погибла профессор М. С. Ковригина. И не только обратил внимание, но и счел необходимым доложить о смерти Ковригиной генералу Пронину. Ткачев вошел в приемную, поздоровался с секретарем и осведомился: – Один? – Заходите. Ткачев открыл дверь. – Разрешите, товарищ генерал? – Заходите, Григорий Кузьмич… Пронин указал на кресло: – Садитесь. Он был уже немолод, генерал Пронин, давно мог уйти на пенсию, но сам не просился, а начальство не предлагало. Он был по настоящему талантлив и, что особенно важно, обладал подлинным даром работать с людьми. Все, кто работал с ним, и уважали, и любили его. Строгий, требовательный, принципиальный, но в то же время душевный и справедливый человек. Трудную и сложную жизнь прожил Иван Николаевич Пронин. Она рано, до срока, посеребрила его голову, но через самые тяжкие испытания прошел он, не запятнав своей совести, – совести настоящего коммуниста. |
