— В смысле? Чего Он требует?

— «Не опускайте рук».

Это просто потрясло ее — услышать слова отца Джо из уст Малдера, но видно было, как включается в работу ее рациональный ум и отбивает эмоции прочь.

— Не надо, Малдер, — сказала она, едва в силах на него глядеть. — Это очень тяжело.

— Я знаю. — Он обнял ее, прижал к себе. — Если у тебя есть сомнения, Скалли, — прошептал он, — то не делай этого. Отмени сегодняшнюю операцию.

Она посмотрела на Малдера, и на ее лице отразились все муки, через которые она прошла по пути к своему решению. Но она не стала уходить от его взгляда, она смотрела на него с любовью, верой и даже с надеждой.

— Но в любом случае, — сказал он, отводя ей волосы с лица, — давай отсюда уедем.

Она прищурилась, будто сомневаясь, что правильно расслышала:

— Куда?

— Представь себе остров с длинными-длинными белыми пляжами. Широким-широким синим океаном. Ты в купальнике, а…

— А ты в красных плавках?

— Может, они у меня еще где-то завалялись. Только мы с тобой, и лодочка, и вся эта синева и песок, а мы тобой загорелые как головешки, потому что удрали от темноты и холода к теплу и свету. Удрали как можно дальше.

Она улыбалась, но в улыбке этой была печаль.

— Вряд ли ты сможешь удрать от темноты, Малдер. Я думаю, она тебя найдет.

— Наверное, ты права, — сказал он, а потом улыбнулся: — Но уж пусть постарается.

И он поцеловал Скалли.

Она кивнула мужественно, погладила его по щеке. Он отпустил ее и смотрел ей вслед, когда она отъезжала.

«Не опускай рук, — думал он. — Не опускай рук».

БОЛЬНИЦА БОГОМАТЕРИ СКОРБЯЩЕЙ

РИЧМОНД, ВИРДЖИНИЯ

13 ЯНВАРЯ

Дана, в хирургическом костюме под наброшенным халатом, шла по коридору и внимательно читала историю болезни. Подняв голову, она увидела в дальнем конце коридора отца Ибарру — он разговаривал с родителями Кристиана. Единственное, что пришло ей в голову, что администратор за секунду до решительного момента хочет отговорить Фиронов от продолжения ее плана действий — после того, как ей таких трудов и нервов стоил их убедить.

Отец Ибарра не обратил к ней благожелательного лица. Как, кстати, и Фироны. Они ждали, что она остановится и будет с ними говорить, но время разговоров и остановок прошло, и она только бросила им:

— Доброе утро, мистер и миссис Фирон, доброе утро, святой отец.

Священник и родители кивнули, но если и хотели что-то еще сказать, если были у них еще какие-то мысли, то никто их не высказал, когда она вихрем пронеслась мимо.

В дверях она остановилась, повернулась, сказала им светским голосом: «Извините», — и вошла в операционную.

Здесь кипела деятельность. Сестры готовили к операции помещение и пациента. Снова бритая голова мальчика была зажата в зловещего вида фиксаторе.

Он нашел взглядом Скалли, когда она вошла и тут же она остановилась. Увидела, как анестезиолог начинает готовить Кристиана к операции, повернулась к хирургическому рукомойнику. Снова на нее навалился страх, как и раньше, когда Кристиану предстояла первая из этих процедур. Сейчас ставки выше и риск больше.

Она не могла сейчас смотреть в глаза своей операционной бригады, которая уже была готова и ждала. Надев латексные перчатки, Скалли подошла к операционному столу и встретилась взглядом с Кристианом.

У мальчика в жутком фиксирующем устройстве был вид невероятно хрупкий, беззащитный, невинный, но его немигающие глаза смотрели на Скалли совсем по-взрослому, бесстрашно.