— Да, я слышал, — кивнул Зубов. — Чего удивляться? Вспомни, кто у него крестник!

В дверь принялись стучать с интервалом в полминуты. Пришел Валера Щеглов, за ним братья Безусовы, Толик Воронец, Саша и Виктор с филфака, Женя Сомов. Потом, с неизменной улыбкой на симпатичной блудливой мордашке, впорхнула Валя Рыжкова. Ее привлек Денис для специальных операций, требующих участия незакомплексованных и общительных женщин. Пока группе подобные задачи не ставились и единственной спецоперацией, в которой Валя себя реализовала, было траханье с Мамонтом. Такой вывод сделал Денис на основе косвенных признаков и проявлений некоторой несдержанности чувств с обеих сторон.

Пока Рыжкова щебетала с Зубовым, бросая откровенные взгляды на Мамонта, появился очередной посетитель — сутулый мужик с вытянутым треугольным лицом, на котором застыло выражение уныния и недовольства жизнью. У мужика были оттопыренные уши и мятый костюм. В руке он держал газету «Экономика и жизнь».

— Здорово, Валентин! — с дружеской улыбкой Мамонт пожал ему руку, хотя Денис готов был поручиться, что это только имитация благорасположения. — Садись, сейчас ребята соберутся.

Мужик сел за стол на место самого Мамонта и, не обращая ни на кого внимания, впился в газету с таким интересом, как будто в ней печатали картинки из журнала «Плейбой».

Снова постучали — подтянулся Хлопкин с психологического, за ним Коля и Леша с экономфака, потом еще двое «психов»… Последним, с опозданием на восемь минут заявился Витька Осипов. Он озабоченно хмурился и все время поглядывал на часы.

Его тоже привлек Денис: неплохо учится, начитанный… Оказалось — эти критерии хороши только для студенческой аудитории: работа Витьку не интересовала, и никакой отдачи от него не было. Денис уже понял, что он — натуральный балласт, но доложить Мамонту не поворачивался язык: сам же привел человека! К тому же куда его теперь девать, когда он в курсе всех дел…

— Начинаем, товарищи! — официальным тоном сказал Мамонт. Он сел рядом с унылым незнакомцем, рядом примостился Зубов, остальные теснились на диване и нескольких стульях. Кабинет явно не был рассчитан на такое количество людей.

— Представляю вам моего коллегу, капитана Агеева из идеологического отдела.

Унылый оторвался от газеты.

— По решению руководства, — он многозначительно покосился на безразлично застывшего Мамонта. — Для усиления борьбы с идеологическими диверсиями мы должны теснее опираться на широкую общественность…

Дальше капитан рассказал об опасности проникновения чуждой идеологии в советское общество, коварных планах ЦРУ использовать для разложения социалистического строя молодое, неопытное поколение, призвал к бдительности и мобилизации студенчества, как передовой части молодежи, вокруг партийно-комсомольского ядра.

При этом Агеев что-то черкал в своем блокноте, как будто конспектировал собственное выступление.

— С учетом важности идеологической линии я уполномочен предложить вам перейти на сотрудничество с нашим отделом… — завершил он свое выступление и нервно поставил в блокноте последний штрих.

— Дело это сугубо добровольное, — добавил Мамонт. — Кто пожелает — тот может принять предложение Валентина Петровича.

— А что мы должны будем делать в вашем отделе? — спросила Рыжкова и лукаво стрельнула глазками в Мамонта. Тот остался невозмутимым.

Агеев задумчиво осмотрел членов отряда, ухитрившись не встретиться ни с кем глазами, на мгновение задумался, будто решая: можно ли раскрывать им суть предстоящей работы. Но кота в мешке не покупают, и он решился.