Он знал Тельмана еще с боевых времен гамбургского подполья.

- Ну что? - спросил он, когда Тельман, ничуть не запыхавшись, вскарабкался обратно.

- Хочешь? - Тельман протянул ему горсть буковых орешков. - Я слышал крик чибиса. Как прекрасна наша Германия, Фриц!

- Черта с два, наша! - проворчал Фриц. - Пива хочется. У нас хорошее пиво. Лучше, чем у вас на севере.

В Лейпциг они возвращались уже поздней ночью, и кафе при небольшой гостинице Фрелиха было закрыто. Так что выпить на сон грядущий отменного лейпцигского пива не удалось. А жаль! Тельман любил такие вот маленькие кафе, куда забегали опрокинуть кружку-другую рабочие, ремесленники, мелкие торговцы, шоферы.

Но все это забылось сразу же - кафе, пиво и внешняя беззаботность свободного дня, как только они увидели в вестибюле гостиницы берлинского курьера.

Он поджидал Тельмана у самой лестницы, где под портретом Бисмарка стояла бочка с чахлой пальмой.

Тельман пожал ему руку и кивком пригласил пройти в свой номер.

- Что нового? - спросил он, включив настольную лампу под синим фарфоровым абажуром. - Садись, товарищ. Ты тоже присаживайся, Фриц.

Бортман подвинул курьеру второй стул, а сам уселся на кровати.

- В Берлине происходят важные события, товарищ Тельман. - Курьер так и остался стоять у двери, где висели плащ Тельмана и его знаменитая фуражка, угловатая, с черным витым шнуром. - Город оцеплен. Сообщение с пригородами контролируют полицейские отряды, дорога на Потсдам уже перерезана... Мне поручено передать вам записку. - Он вынул из бокового кармана небольшой запечатанный конверт.

Тельман взял со стола деревянный нож для разрезания бумаги и аккуратно вскрыл письмо.

- Ты слышишь, Макс, - пробегая глазами строчки, он назвал Фрица по кличке, хорошо известной когда-то всему Гамбургу, всему подполью двадцать третьего года. - Ты слышишь, Макс, Папен разогнал правительство Брауна Зеверинга!

- Ты это предвидел, Тедди. Чему тут удивляться?

- Когда Гинденбург отстранил Брюнинга и посадил канцлером Папена, и слепому стало ясно, что воротилы из "Клуба господ", принцы и генералы, расчищают дорогу фашизму. Только руководство социал-демократов не хотело этого видеть. - Он встал и, уперев сжатые кулаки в бока, прошелся по комнатке. - Теперь Папен ликвидировал социал-демократическое правление в Берлине. Подумать только: один лейтенант и три солдата разогнали правительство! Мне нужно немедленно связаться с ЦК. Мне нужен телефон, Макс.

- Хорошо, Тедди. - Грузный Фриц резко встал. Пружины под ним облегченно заскрипели. - Я пойду за машиной.

- Мы предложим социал-демократам и профсоюзам провести совместную забастовку. Всеобщую забастовку протеста против произвола реакции. Тельман потрепал Фрица по плечу и закрыл за ним дверь. - А ты возвращайся в Берлин, товарищ, - он повернулся к курьеру. - Я набросаю несколько слов редактору "Роте фане".

Он сел за стол, вынул вечную ручку, быстрым, размашистым почерком написал несколько фраз. Отрезав чистую половину листка, он передал записку курьеру.

- Желаю успеха. Будь осторожен в пути.

- Спасибо, товарищ Тельман. Все будет в порядке, - ответил курьер, пряча листок.

Проводив курьера, Тельман задумчиво остановился посреди комнаты. Отрешенным, невидящим взглядом посмотрел на круглое стенное зеркальце. Потом надел фуражку, бросил на руку плащ и, погасив свет, вышел.

Теплая, влажная ночь встретила его далеким, еле различимым шелестом. Пахло мокрым асфальтом, бензином, липовым цветом. Свет гостиничной конторки смутно пробивался сквозь стеклянную дверь. Тельман достал карманные часы - было два часа ночи. Услышав рокот мотора, пошел навстречу едущей без огней машине. Фриц распахнул дверцу на ходу, и едва Тельман успел вскочить на подножку, шофер дал полный газ.

- А ты не преувеличиваешь опасность ситуации? - тихо спросил Фриц, когда они проезжали мимо залитого светом универмага.