Изменить размер шрифта - +
- Собаки перегрызлись... Что Папен, что Зеверинг...

- Нет, - резко ответил Тельман. - Кто ставит социал-демократов на одну чашу весов с правыми партиями, допускает страшную ошибку. Левацкий тезис о "социал-фашистах" уже принес рабочему движению неисчислимые беды. Мы снова и снова будем искать союза с социал-демократическими товарищами, даже если их вожди в сотый раз отвергнут протянутую руку.

- Но, Тедди...

- Хватит уговоров и разъяснений! Только единый фронт германского пролетариата сможет остановить фашизм.

- Это, конечно, так, Тедди, я понимаю, но разве нам не на руку банкротство берлинских министров? Ведь их беспомощность толкнет рядовых соци под наши знамена.

- Надо уметь отличать сиюминутную выгоду от долговременных политических интересов, Фриц. Неужели ты не видишь, кто стоит за переворотом господина Папена? Это все та же контрреволюция, и штыки ее направлены в сердце всей рабочей Германии. Если мы не выступим единым фронтом с социал-демократией и профсоюзами, на смену Папену не замедлит прийти Адольф и его головорезы штурмовики. В стране воцарится невиданный террор...

- К этому мы привыкли!

- Ты ошибаешься. Мы к этому не привыкли. То, что готовит стране Гитлер, далеко превзойдет и девятнадцатый год, и двадцать третий. Фашисты - людоеды по убеждению, это их сущность, это их программа. Фашистскую опасность нельзя недооценивать. Тем более, что у рабочего класса есть все возможности создать непреодолимый заслон. Наша партия насчитывает сегодня триста шестьдесят тысяч членов, комсомол - шестьдесят тысяч, МОПР, "Красные спортсмены" и Революционная профоппозиция - это еще почти полтора миллиона человек. В рейхстаге у нас сто депутатов. Это громадная сила, но без социал-демократов нам фашистов не одолеть. У СДПГ четыреста мест в рейхстаге и ландтагах, в их партии - свыше семисот тысяч членов. В государственном, профсоюзном и партийном аппарате работают сотни тысяч социал-демократов. У них почти две сотни газет и журналов. Нужно сделать все, чтобы мощь эта была поставлена на службу пролетарскому делу.

- Вся эта мощь не помешала Папену дать пинок под зад социал-демократическим министрам. Где она была, эта мощь? Почему они бездействовали? В окружкоме я только что узнал, что лидеры СДПГ и профсоюзов смиренно капитулировали перед Папеном. Они, видишь ли, заявили, что обратятся в Верховный суд с жалобой на антиконституционные действия канцлера! И это вместо того, чтобы вывести массы на улицу! Этак они и на Гитлера станут жалобы подавать...

- Хватит, Фриц! Мы должны сделать все, что в наших силах, и еще многое сверх того. Только всеобщая забастовка остановит фашистскую реакцию. Только единство всех демократических сил. Так и передай своим товарищам в окружкоме. Все - понимаешь? - все должны, наконец, понять, что фашистский переворот уже начался. Считанные дни остаются до того, как к власти придет Гитлер. И мы обязаны их использовать... После разговора с ЦК я еду в Берлин.

- Это невозможно, Тедди!

- Невозможно? Это необходимо.

- Но подъезды к городу перекрыты! В такой обстановке они пойдут на все. Вспомни Розу и Либкнехта.

- Ничего, Фриц, ничего. Как-нибудь прорвусь. В такой момент я обязан быть на своем месте.

- Я поеду с тобой!

- Нет. Оставайся в окружкоме.

- Значит, снова Гамбург, Тедди? Как тогда?

- Да, Макс, да, старый драчун! Только теперь нам будет значительно труднее. Как долго мы, однако, едем! Это далеко?

- Теперь уже скоро.

Конспиративная квартира, приготовленная лейпцигскими коммунистами на чрезвычайный случай, находилась в противоположном конце города. Пока Тельман и Фриц были в пути, дежурный по окружкому связался с Домом Карла Либкнехта, где находился Центральный Комитет. Чтобы не привлекать внимания полиции, которая часто занималась выборочным подслушиванием телефонных разговоров, он позвонил с почтамта. Договорились, что члены Политбюро сейчас же соберутся в Панкове, куда Тельман позвонит сразу, как только прибудет на конспиративную квартиру.

Быстрый переход