Изменить размер шрифта - +
Им полагалось бы сидеть мешком, но Бену они были в обтяжку. Я старалась изо всех сил быть Хорошей Хозяюшкой. Предлагала ему разные напитки и лакомства, старалась поддерживать непринужденный разговор. Увы, разговор становился, напротив, все принужденнее, угрожая вообще скатиться в молчание. Я спросила его, какие предметы в школе ему нравятся больше других. Еще спросила, какие он предпочитает телепрограммы. И какой марки его мобильник.

— Послушай, это что, какая-нибудь дурацкая анкета? — буркнул он.

— Нет. Я просто старалась поддержать разговор, — ответила я, чувствуя себя оскорбленной.

— Тебе незачем крутиться вокруг меня, Индия.

— Да я не против, — пробормотала я.

— А я против, — сказал он и, отойдя, принялся болтать с Фебой.

Феба — любимая модель моей мамы. Она на год младше меня, но держится так, словно намного старше. У нее дивные волосы, мягкие черные кудри, и большущие-большущие глаза, и еще — она тоненькая. Она так красива, что мне просто больно смотреть на нее. Даже мама становится мягче, когда разговаривает с Фебой. Голосок у нее сентиментальный и противно сладенький.

Слава богу, папа не втюрился в Фебу.

— Она похожа на Бэмби с париком на голове, — прошептал мне папа, когда мы в первый раз ее увидели. Я хотела хихикнуть, но получилось неудачно: я фыркнула, и из носа что-то вылетело.

Я поискала папу среди гостей, но, кажется, и он не хотел, чтобы я крутилась вокруг него. В одной руке он держал бутылку виски, другой придерживал за плечи подругу Ванды Сьюзи — она тоже помощница у кого-то. Сама Ванда отправила по электронной почте письмо своей семье в Австралию и ушла к себе в комнату лить слезы. По-моему, она тоскует по дому. Мне не разрешили уйти в свою комнату. С идиотской улыбкой на лице я должна была обносить гостей угощениями.

И при этом каждому объяснять, что меня и вправду зовут Индия и что я — да, я дочь Мойи и — да, я становлюсь уже совсем большой девочкой. Это было невыносимо, мне хотелось завизжать и швырнуть в них бутербродами. Сама я съела уйму всего. Черная икра похожа на ягодки ежевики, поэтому я ожидала, что она сладкая. Я откусила большой кусок и вся передернулась от отвращения. Мама сказала, что икра такой и должна быть на вкус, лучшего и желать невозможно. Не думаю, чтобы я когда-нибудь захотела еще раз ощутить во рту вкус тухлой рыбы. Одна икринка застряла у мамы между передними зубами. Я ей ничего не сказала.

В двенадцать часов все, словно обезумев, начали целоваться. Бен поцеловал Фебу. Меня он не поцеловал. Меня поцеловал папа, потом мама и еще несколько маминых приятельниц, а один чокнутый гость поднял меня и давай кружить, кружить, кружить, пока не стал красным как рак, так что вынужден был плюхнуться в кресло. Мама сердито бросила взгляд в мою сторону, как будто это была моя вина. Мама тоже получила изрядное число поцелуев. Черная икринка на ее зубах исчезла. Какому-то неудачнику она попала на язык, хи-хи.

Я пристально разглядывала всех этих улыбающихся мужчин, хотела определить, кому же досталась икринка.

— Неприлично так таращиться, Индия, — прошипела мама.

Потом раздался громкий треск, хлопок, и мама, как ребенок, стала бить в ладоши.

— Фейерверк! — кричала она. — О-ля-ля!

И заторопила всех в сад. Она наняла специального человека, чтобы устроить собственный фейерверк. Мы должны были безопасности ради стоять за маленьким заборчиком из штакетника, так что все сгрудились там, и было ужасно неудобно. Я видела, как папа использовал это, стоя впритирку к Сьюзи. Лучше бы она не приходила на наш вечер. Папа нужен был мне. Мама суетилась в другом конце. Я старалась отойти от нее подальше — знала, что ей было бы досадно видеть, как я стою в полном одиночестве.

Быстрый переход