– И готовы отклонить его внимание?

– Не могу сказать ни да ни нет. Чтобы обдумать требование, необходимо время.

– На вакантное место вы с легкостью найдете другого богатого аристократа. – Граф всего лишь хотел подчеркнуть положительную сторону вопроса, однако презрительный прищур голубых глаз и сжатые кулачки красноречиво объяснили, что благородное намерение было воспринято ошибочно и не получило достойной оценки.

– Наверное, вы удивитесь, милорд, узнав, что я не рассматриваю джентльменов в качестве взаимозаменяемых предметов.

– Значит, вы к нему неравнодушны? – Неудобная мысль ни разу не приходила в голову, а нога, черт возьми, болела все сильнее и сильнее, как будто невидимый враг прижигал мышцы раскаленной кочергой.

Мисс Ханикот слегка нахмурилась; на лбу, как раз над левым глазом, появилась крохотная ямочка.

– Не знаю. Мы друзья. Возможно…

– В таком случае договорились. Вы дадите ему мягкую и деликатную отставку, а я ни слова не пророню о портрете.

Из коридора донеслось пение. Фальшивое. Сестры Шербурн предупреждали о своем возвращении.

– Очень рад, что нам все-таки удалось достичь соглашения.

Хотелось бы услышать подтверждение сделки, однако мисс Ханикот посмотрела недоуменно.

– И все же, почему вы так уверены, что на портрете изображена именно я?

Графу и в голову не пришло солгать. О чем угодно, только не об этом.

– Вы излучаете свет.

– Прошу прощения?

– И на картине, и в жизни вы сияете.

Утверждение безоговорочно соответствовало правде. Ни одно живое существо не светилось подобно мисс Ханикот, и дело было вовсе не в пышных светлых волосах, не в прозрачной коже и даже не в ярко-голубых глазах. Свет струился изнутри и заставлял с болью осознавать, каким холодным, сырым, темным окопом была жизнь графа Фоксберна.

Розовые губки приоткрылись, как будто она… что? Удивилась, обиделась, растрогалась? В любом случае следовало немедленно уйти. Граф вежливо кивнул и направился восвояси, всеми силами стараясь заставить больную ногу двигаться естественно, а не стучать по полу безжизненной деревяшкой.

– Лорд Фоксберн.

Проклятие! Дверь была уже совсем близко. Бенджамин остановился, повернулся и вопросительно вскинул бровь.

– Хотелось бы уточнить. – Мисс Ханикот медленно подошла, и сердце взволнованно зачастило. Странно, с чего бы это? – Где вы видели картину? – Она словно спохватилась и добавила: – Портрет, который считаете моим.

– Не беспокойтесь, он находится в частной коллекции.

– И в чьей же?

– В моей.

Ответом послужил неясный звук, похожий одновременно и на вздох, и на стон.

– Всего хорошего, мисс Ханикот.

Чтобы не упасть, пришлось схватиться за спинку кресла.

Хуже не придумаешь: портрет находится у графа.

Дафна глубоко вздохнула и постаралась подавить растущую панику. Как же ему удалось заполучить картину?

И, что еще важнее, где вторая?

С Томасом они были знакомы с детства, и он уверял, что портреты предназначены для богатого, склонного к сельскому уединению сквайра. Разумеется, в то время, когда Дафна позировала для портретов, она была простой, бедной, никому не известной девушкой из убогого квартала. А потом судьба решила поиграть в кошки-мышки: как только сестра вышла замуж и стала герцогиней, жизнь головокружительно изменилась. Разве хватило бы фантазии представить себя в кругу аристократов? И все же теплилась надежда, что опасные произведения друга детства так и останутся в далеком сельском поместье. Желательно, на чердаке – под большим ржавым замком.

И вот выяснилось, что одно из творений Томаса Слейта попало в руки лорда Фоксберна.