Вызов брошен!

Джек склоняет голову, и Карен тянется ему навстречу. Губы их сливаются в поцелуе – но в тот же миг они отстраняются друг от друга. Джек встряхивает головой, прогоняя головокружение.

– Соседи все еще в отпуске, – говорит Карен. Руки ее замерли у Джека на плечах. – Мы могли бы пойти… навестить котов.

– Да… конечно!

– Не хочешь перед уходом угостить меня бренди? Джек идет к столу с выпивкой.

– Классную девку отхватил, Винсеннс, – бросает ему Собачник Перкинс. – У нас с тобой вкусы сходятся.

Костлявый парень под два метра с огромными ручищами, торчащими из рукавов черной с красным кантом ковбойской рубахи.

– Перкинс, от твоих вкусов несет как из выгребной ямы.

– Спейду не понравится, что ты так со мной разговариваешь. Учитывая, что в кармане у тебя пухленький конвертик…

Ли Вакс и Эйб Тайтелбаум прислушиваются к разговору.

– Заткнись, Перкинс!

Собачник, ковыряя в зубах зубочисткой:

– Винсеннс, а твоя кадришка знает о твоих приработках?

– К стене! Ноги расставить, рукава закатать! Перкинс выплевывает зубочистку.

– Эй, ты что, спятил?

Джонни Стомп, Вакс, Тайтелбаум – все обращаются в слух.

– К стене, сволочь!

Перкинс наклоняется над столом, упершись ладонями в стену. Джек закатывает ему рукава – свежие следы уколов. Выворачивает карманы – находит шприц. Вокруг собирается толпа, и Джек начинает играть на публику:

– Уколы и «баян» – все вместе тянет на три года казенных харчей. Скажи, кто поставляет тебе героин, – и свободен.

Собачник молчит и исходит потом.

– Сдай дилера, который продает тебе наркоту, – повторяет Джек. – Сделай это сейчас, на глазах у всех своих друзей – и иди на все четыре стороны.

Перкинс облизывает губы.

– Барни Стинсон. Санитар из «Царицы Ангелов». Точным ударом Джек вышибает из-под него ноги. Перкинс валится лицом в холодные закуски. Стол опрокидывается, еда и выпивка с грохотом летят на пол. Зал ахает.

Джек молча выходит, и гости расступаются перед ним. Карен ждет у машины, она дрожит.

– Это… это было обязательно?

Только теперь Джек чувствует, что рубашка его насквозь мокра от пота.

– Да.

– Я предпочла бы этого не видеть.

– Я тоже предпочел бы, чтобы ты этого не видела.

– Читать о таких вещах – одно дело, но видеть своими глазами… Скажи, а теперь ты…

Джек обнимает ее, привлекает к себе.

– Теперь я хочу, чтобы ты забыла о том, что видела. И никогда больше не вспоминала.

– А как же твои истории? Больше не будешь мне рассказывать?

– Нет… почему же, конечно буду.

– Мне хотелось бы, чтобы сегодняшний вечер длился долго-долго!

– Я тоже. Хочешь, поужинаем где-нибудь?

– Нет. А ты все еще хочешь навестить котов?

* * *

Котов оказалось трое: откормленные и ласковые, они все норовили запрыгнуть на постель, где Джек и Карен занимались любовью. Серого кота Карен называла Асфальтом, полосатого – Тигром, а самого тощего – Эллисом Лоу. Джек поддержал ее игру: ему нравилось, когда Карен смеется. Всегда нравилось, а особенно сейчас – казалось, каждая ее улыбка расширяет временную пропасть между ними и Собачником Перкинсом.

Они любили друг друга, болтали, играли с котами. Карен впервые в жизни попробовала закурить – и едва не погибла от кашля. Потом стала выпрашивать очередную «историю».