Джек поделился с ней подвигами офицера Венделла Уайта, а на закуску рассказал о кое-каких собственных делах. Версии для подростков: никакого мордобоя, сплошные цветочки с бантиками и добрый папочка Джек, спасающий малолеток от коварных растлителей со шприцами в руках. Поначалу ложь давалась ему нелегко, но Карен слушала с таким восторгом, так явно верила каждому слову, что скоро дело пошло как по маслу.
Перед рассветом она задремала. Джек не спал, раздраженно прислушиваясь к кошачьей возне. Ему хотелось говорить еще и еще. Бередило смутное беспокойство: он понимал, что чуть позже уже не сможет вспомнить все, что наговорил Карен, и, если придется повторять рассказ, она поймает его на лжи. Карен спала как младенец, ровно и спокойно дыша: Джек прижал к себе ее теплое тело. Минуту спустя спал и он, и в снах его, как в жизни, правда сплеталась в тугой клубок с ложью.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Двенадцатиметровый коридор. Вдоль стен – скамьи, исцарапанные, пыльные, словно только что извлеченные с какого-нибудь заброшенного склада. Скамьи битком набиты людьми в форме и в гражданском. Большинство читает газеты, а в большинстве газетных заголовков так или иначе поминается «Кровавое Рождество». Бад вспоминает, как их со Стенсом вываливали в грязи на первых полосах газет, какой хай подняли мексикашки и их адвокаты. Допрос назначен на четыре утра – обычная для ОВР Тактика запугивания. Напротив на скамье – Дик, нежданно-негаданно выдернутый из своего санатория. Говорят, допросили уже шестерых, пока никто не раскололся. На скамейках – Центральный участок в полном составе: не хватает только Эда Эксли.
Томительно тянется время, шепотком расходятся слухи. Элмер Ленц взрывает бомбу: по радио объявили, что на завтра назначено опознание в суде – все полицейские, присутствовавшие в участке 25 декабря 1951 года, выстроятся в ряд, и пострадавшие опознают среди них рождественских буянов. Наконец дверь кабинета Паркера открывается, появляется Тад Грин.
– Офицер Уайт, пожалуйста.
Бад поднимается со скамьи, и Грин жестом приглашает его внутрь. Кабинетик невелик: стол Паркера, вокруг – несколько стульев. Голые стены. Тусклое зеркало – наверное, одностороннее зеркальное стекло, чтобы за происходящем можно было наблюдать из потайной комнаты. Шеф за столом – в форме, с четырьмя золотыми звездами на плечах. Посредине Дадли Смит, рядом с Паркером – Грин. Баду указывают на «горячий стул» – отсюда он хорошо виден всем присутствующим.
– Офицер, – говорит Паркер, – моего заместителя Грина вы знаете и с лейтенантом Смитом, конечно, тоже знакомы. Здесь лейтенант присутствует в качестве консультанта, с тем чтобы помочь разрешить проблему, из-за которой вы сюда приглашены.
Грин закуривает.
– Мы хотим предоставить вам последний шанс. С вами неоднократно проводились беседы в ОВР, и вы неоднократно отказывались сотрудничать. В обычных обстоятельствах вы были бы уже отстранены от службы. Но вы – прекрасный детектив, и как шеф Паркер, так и я убеждены, что ваши действия в ту ночь не заслуживают порицания. Вас спровоцировали, офицер. В отличие от большинства задержанных по этому делу, вы не отличаетесь склонностью к беспричинному насилию.
Бад открывает рот, но Смит не дает ему заговорить.
– Послушай, сынок, шеф Паркер связан должностной этикой, но мы-то с тобой можем говорить откровенно. Скажу тебе как на духу: если бы этих шестерых ублюдков, которые напали на наших товарищей, пристрелили на месте, все мы вздохнули бы с облегчением. И то, что с ними случилось в сочельник, я бы назвал еще слишком мягким наказанием. Но пойми, сынок, полицейскому, который не способен себя контролировать, в полиции делать нечего. А мерзавцы газетчики только того и ждут, чтобы сделать й3 полиции Лос-Анджелеса посмешище! И мы этого не потерпим. |