– Роланд Наваретте, живет на Банкер-Хилл. Держит блатхату для тех, кто винта из тюряги нарезал. Торгует «красными дьяволами» [6]. И клал я на прокурора, просто не хочу, чтобы Тайрон, говно, на меня свою вонючую пасть разевал.

Эд включает динамики.

– Хорошо, Рэй. Ты рассказал, что барбитураты Лерою и Тайрону поставляет Роланд Наваретте. Для начала неплохо. Но еще, Рэй, я вижу, что ты насмерть перепуган. Я сказал, что тебе грозит газовая камера, а ты даже не спросил, за что. Рэй, у тебя на лбу большими буквами написано: «Виновен».

Коутс молчит, хрустя пальцами, взгляд его здорового глаза беспокойно мечется по комнате. Эд выключает передатчик.

– Ладно, Рэй, давай сменим тему.

– Ну чё, может, о бейсболе поговорим, гребанный в рот?

– Нет, лучше о бабах. Ты с кем-то спал прошлой ночью? Или вылил на себя ведро духов, чтобы обойти парафиновый тест?

Коутс молчит. Его колотит крупная дрожь. Так обычно ломает наркоманов.

– Где ты был вчера в три часа ночи? – спрашивает Эд.

Коутс дрожит все сильнее.

– Нервишки шалят, Сахарок? Так что там с духами и Женщинами? Даже у такого говнюка, как ты, должны быть Женщины, которых он любит. У тебя есть мать? Сестры?

– Слово о моей матери скажешь – изувечу!

– Рэй, если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты защищаешь честь какой-нибудь красотки. Ну, типа она – твое алиби, и все это время вы провели вместе. Но я тебя знаю, и мне трудно в это поверить. Тем более что от Тайрона и Лероя воняет теми же самыми духами. И пахнет все это групповухой. И сдается мне, что в колонии вы узнали о том, что такое парафиновый тест и как его обойти, и сдается также, что какие-то остатки совести у тебя еще сохранились, и тебе тяжело вспоминать о том, как ты убил трех ни в чем не повинных женщин…

– НИКОГО Я НЕ УБИВАЛ! Эд достает утренний «Геральд».

– Пэтти Чезимард, Донна Де Лука и еще одна, неопознанная. Почитай, пока я передохну. А потом я вернусь, и ты получишь шанс заключить сделку, которая, может быть, спасет тебе жизнь.

Коутс трясется так, что едва не падает со стула. От него разит потом. Эд швыряет газету ему в лицо и выходит.

В холле его ждут Тад Грин и Дадли Смит, в стороне стоит Бад Уайт.

– Смотритель парка их опознал, – говорит Грин, – это те самые. А ты был великолепен.

Эд чувствует запах собственного пота.

– Сэр, на упоминании о женщинах Коутс готов был сломаться. Я это почувствовал.

– Я тоже. Продолжай разрабатывать эту тему.

– Нашли машину или оружие?

– Нет. Но найдем. Ребята из 77-го участка сейчас трясут их родственников и друзей.

– Следующим я хотел бы обработать Джонса. Можете кое-что для меня сделать?

– Что именно?

– Подготовьте Фонтейна. Снимите с него наручники и дайте утреннюю газету.

Грин указывает на окно в комнату № 3.

– Этот скоро расколется. Уже в штаны наложил. Тайрон Джонс всхлипывает, сжавшись в комок, на полу у ножек его стула – лужа мочи. Эд отворачивается.

– Сэр, не мог бы лейтенант Смит громко и внятно прочитать в его динамик статью из утренней газеты? Особенно подчеркнуть абзац о машине, которую видели возле «Ночной совы». Я хочу, чтобы этот парень дозрел.

– Договорились, – отвечает Грин.

Эд снова смотрит на Тайрона. Тот рыдает: скованный наручниками, скрючившийся на стуле – чернокожий, рыхлый, нескладный, лицо в серых отметинах оспин.

Сигнал. Дадли Смит подходит к динамику, начинает говорить в микрофон. Беззвучно шевелятся губы. Эд следит за Джонсом.