Оказалось, что баба Надя играла с детьми в вытрезвитель: близнецы были пьяницами, а няня – милиционером, который забирал их на улице и укладывал на холодные топчаны под белые простынки. Днем же няня с близнецами тренировалась в области изобразительного искусства: на холодильнике при помощи магнитов, привезенных из путешествий родителями и дедом, были размещены шедевры живописи, изображавшие исключительно людей с непомерно большими носами. Колька называл их куроносыми. Оба ребенка были в полном восторге от няни. В последующие дни баба Надя увлекала близнецов все новыми и новыми играми, из которых Алексии больше всего запомнились игра в бомжей на Московском вокзале, которых забирает наряд милиции, и игра в драку фанатов «Зенита» с фанатами почему-то киевского «Динамо». После этой массовой драки температура поднялась у… няни. Холодильник же не успевал пополняться коллекцией куроносых – хорошо, что родители и дедушка близнецов много путешествовали и не забывали привозить из поездок магниты, крепко держащие разрастающуюся компанию. Две недели в особняке царила идиллия. Но однажды баба Надя пришла утром очень грустная. К печали всех, оказалось, что невестке няни предложили хорошую работу, а потому с завтрашнего дня баба Надя превращается в бабушку Надю. Вытрезвитель, вокзал и стадион переселяются в квартиру сына экс-няни – к трехгодовалому внуку Силантию, которому теперь предстоит украшать холодильник коллекцией куроносых. Колька и Полька ревели в голос, когда расставались с бабой Надей. Да и та, надо сказать, не скрывала слез…
После бабы Нади приходили другие няни от той же фирмы, но ни одна не могла выдержать и часа в обществе близнецов, воспитанных на куроносых идеалах медицинского вытрезвителя. Каждый день разгневанная няня звонила Алексии, и мамаша летела по петербургским пробкам домой, чтобы провести остаток суток в обществе Польки и Кольки. Стало понятно, что няни ситуацию не спасут, а потому Алексии пришлось переключиться на домашний режим работы и всерьез заняться воспитанием детей. Вечером к педагогическому процессу подключался Петрович.
Выходные же Колька и Полька проводили чаще всего с дедом или с кем-то из крестных – с Настей или с Александром Федоровичем. В такие дни детишки знакомились с Петербургом и окрестностями, а если погода не позволяла долго находиться на улице, все шли в музей, цирк или театр. Может быть, благодаря такому культурному воспитанию, а может быть, и еще по каким-то причинам, родители очень скоро стали замечать неординарность близнецов. Ни Алексия, ни Петрович не относились к тому типу родителей, которые в каждом поступке своих чад видят деяние, достойное гения. Наоборот, их отношение к детям было спокойным и критическим, что порой возмущало Мессинга, да и Белоусова.
Однако даже скептическое отношение к способностям близнецов менялось от того, что временами выдавали Колька и Полька. К трем годам оба умели писать и читать. И это бы ничего, но однажды Полька принесла Алексии целое стихотворение, написанное четырехстопным хореем с правильным чередованием женских и мужских клаузул; этот текст удивил даже недоверчивого Петровича:
Дождик прыгает по лужам.
Туча пляшет у окна.
Ждет она к себе подружек.
А кирпичная стена
Дремлет в запахе заката
Всем виденьям вопреки,
Потому что все ребята
В каплях дождика легки.
Так легки, что спорить можно
С притяжением земным.
И летать совсем несложно
Над двором им над своим.
Полька не только записала эти стихи, но и спела их маме, переложив на музыку очень понравившейся ей песни про «Крылатые качели» из фильма «Приключения Электроника».
И надо же так случиться, что в тот же день Колька, явно не желая отставать от сестры, показал зашедшему в гости дедушке аккуратный чертеж. Инженерно образованный Мишель взглянул на листок – и охнул от изумления: чертеж воспроизводил конструкцию винторезного станка, очень напоминающую аналогичный рисунок Леонардо да Винчи, но явно более совершенный. |