– Придется сказать, голубушка, – строго и в то же время очень ласково сказал внучке Мишель. – Нехорошо, сударыня, молчать, начав что-то высказывать.

Кто бы говорил! Ведь в мастерстве замолкать на самых кульминационных моментах речи Мессинг не знал равных. Однако в педагогических целях своим принципам можно и изменить. Если честно, я тогда не очень понимал, почему все взрослые уделили столь пристальное внимание этой реплике Польки. И все же…

– Знаю все равно… – Полькины глаза наполнились слезками.

Настя погладила малышку по голове:

– Скажи, зайчик, я не обижусь.

– Кольке заводной автобус, а Польке, – в минуты волнения девочка часто называла себя по имени в третьем лице, – красивую кожаную заколку в виде чемоданчика.

– Алексия! Ты проболталась! – воскликнула Настя. – Я же по секрету тебе сегодня в супермаркете сказала, а ты…

Теперь уже журналистка, как мне показалось, готова была зарыдать вместе с Полькой.

– Настенька, нет, – стала оправдываться Алексия, – я, признаться, про автобус запомнила, а вот про заколку запамятовала. Даже хотела переспросить тебя потом, что ты собираешься подарить Польке.

– Откуда же тогда она знает? – почти уже плача, проговорила Настя.

– Полина, – в трудные минуты (а такая, кажется, наступила) дедушка называл внуков полными именами, – скажи, солнышко, откуда знаешь ты про подарки?

– Мне вода сказала…

Вот так. Вот уже не думал, что из ребячьей болтовни вырастет то, что нас всех сейчас интересует в первую очередь. Слово «вода» прозвучало в гостиной особняка Петровича мощью вечевого колокола в Великом Новгороде, силой бубна шамана на берегу Байкала. Все мы замолчали. И только Александр Федорович прошептал, словно боясь спугнуть удачу:

– Расскажи…

Как вода Польке рассказала Настину тайну

И Полька, явно успокоившись, но и проникшись ответственностью момента, начала:

– Настя и мама́ пришли из магазина, а Колька чертил водяную мыльницу…

– Не мыльницу, а мельницу, – заверещал мальчик, пытаясь вырваться из крепких рук отца к Польке, чтобы физически доказать сестре разницу между этими двумя понятиями, но Петрович крепко держал сына.

– А я, – в нужные моменты Полька была мудрее брата и умела пропускать мимо ушей его нападки, – уже знала все равно, что в пакете мамином есть такая вода, как в тот раз, вкусная. Я тогда залезла в пакет и почти всю бутылку выпила сразу, потому что мне очень нравится эта вода. А потом пошла наверх. Я смотрела в окошко и слышала будто с улицы, хотя мама и Настя были на кухне, слушала, как они говорят, как мама сказала, что не знает, что нам подарить с Колькой, а Настя тогда сказала, что уже знает и что даже уже купила подарки: автобус красный заводной Кольке, а мне заколку как чемоданчик. Потом еще Настя сказала, что такая кожаная заколка была в детстве у ее одноклассницы и что она тоже такую всегда хотела, пока была маленькой, а тут увидела…

Полька успокоилась, а вот взрослым настало время взволноваться.

– Доченька, что за воду ты покупаешь? – Мессинг задал Алексии вопрос, который, разумеется, волновал и всех нас.

Алексия задумалась, потом встала и пошла на кухню. Вскоре вернулась, торжественно и трепетно неся перед собой бутылку из-под «Боржоми».

– Кавказ! – в один голос воскликнули мы.

Неужто все так просто?

И только Мессинг молчал. Причем сопровождал свое молчание ироническим выражением лица и скептическим подергиванием головы из стороны в сторону подобно тому, как делают болгары, когда с чем-то соглашаются. Все мы посмотрели на Мишеля, а тот тянул паузу в свое удовольствие. Впрочем, удовольствие было сомнительным: не только на наших, но и на его глазах ломалась только что рожденная цель нашего путешествия.