Я вспоминаю о своем оружии – умении действовать в духе Макиавелли.

– Даррен. Помнишь, тот упрямый негодяй, которого я пыталась, но не смогла затащить на шоу. – Постараюсь втемяшить ей, что он не оставил и следа в моей памяти.

Это глупо. Глупо говорить о Даррене.

Зачем же я говорю? Это так опасно.

Фи не связывала мою странную и неожиданную слабость с Дарреном, и это хорошо. Нельзя ничего ей рассказывать. Потому что через месяц я выхожу за Джоша. Джош надежный, он то, что мне надо. Говорить сейчас о ком-то другом попросту неразумно.

Но мне не остановиться. Мне легче, когда я произношу имя Даррена вслух. И я говорю только о нем. Может, этим я пытаюсь прояснить ситуацию. Нужно во всем разобраться, потому что – я уверена, что это от спиртного – я сейчас не могу вспомнить, почему не отвечала на его звонки.

– Тот сексуальный красавец? – спрашивает Фи.

– Разве? Да, наверное, его действительно можно считать привлекательным. Я-то имела в виду его рассуждения о коллективной ответственности, вкусе, порядочности и размывании общественных стандартов.

Заставляю себя взглянуть на Фи и обнаруживаю, что она пристально смотрит на меня, не веря ни одному моему слову. Ну да, не вчера же она родилась. Тут я вдруг трезвею и понимаю, что нужно срочно менять тему. Мой ум ясен, пуст, свободен и чист.

– Я с ним спала.

– Да знаю я, – машет она рукой. Я поражена. Когда женщина признается в такого рода вещах, реакция обычно бывает более бурной. Но тут Фи объясняет, отчего она не удивлена, – ты же спишь со всеми.

– На самом деле это не так. Теперь уже не так. После Даррена я не спала ни с кем.

– И даже…

– И даже с Джошем.

У Фи такое лицо, будто перед ней предстали марсиане – и все они мужчины! Сделаю-ка глубокий вдох.

– Мы все никак не можем решиться! Наверное, просто слишком волнуемся. – Кажется, она меня не слушает. – Джош говорит, что это не важно.

Да нет же, это очень важно. Джош удивляется, отчего я, переспав с половиной мужского населения Лондона, отказываюсь трахаться с собственным женихом. Хороший вопрос. Расчудесный, мать вашу. Я спала с мужчинами, которых едва знала, о любви же и слова не было. Почему вдруг такой каприз? Я никогда не фантазировала о сексе, а просто практиковала его, как и положено. Правда, я и в запретные игры играла, но только для развлечения. Я не сентиментальна и не страдаю от несчастной любви.

Или, по крайней мере, не страдала прежде.

Продолжим. Прежде для меня не существовало никакой слюнявой чепухи вроде «он мне нравится, но я его не люблю». А теперь эта чепуха стала непроходимой преградой. Его запах, скажем. Дело не в том, что от него плохо пахнет – совсем наоборот, от Джоша всегда хорошо пахнет: шампунь, одеколон. А я хочу ощутить запах Даррена. Его пальцев, подмышек, ног, спермы. Но не могу.

– Понимаешь, это трудно, потому что мы очень давно знаем друг друга, но мы всегда были только друзьями. – Я снова гляжу на Фи. На ее лице написано, что я несу чушь собачью. – И мы решили подождать до…

– Свадьбы? – подсказывает Фи. Я ей благодарна.

– Да, свадьбы.

– Но настоящая причина в том, что ты все еще увлечена Дарреном.

– Я этого не говорила.

– А мне кажется, говорила.

Снова ловлю такси – и к Джошу. Глядите-ка, расселся у игровой приставки.