Потом, когда они встали из-за стола, ее впечатления несколько изменились. Мириам поняла, что Линдсей старше, чем ей показалось сначала. Принимая во внимание возраст ее сына, она могла оказаться даже старше, чем сама Мириам. Хотя со своими короткими волосами и импульсивностью Линдсей по-прежнему напоминала неугомонного подростка, в ее радости было что-то удивительно женственное. В ней угадывалось сомнение и надежда, и Мириам это трогало.

Мириам заметила, что Линдсей ела очень мало. Еще она заметила, что время от времени Линдсей непроизвольно прижимает маленькую руку к животу. Мириам, которая когда-то вынашивала ребенка, безошибочно распознала этот жест – наполовину защитный, наполовину суеверный.

Она взглянула на Роуленда, гадая, заметил ли он то, что заметила она. Похоже, что он ничего не заметил. Роуленд становился все более и более молчаливым, и, заметив, что он отводит глаза, чтобы не видеть сияющего лица Линдсей, Мириам вдруг поняла, что ему невыносимо здесь находиться. Что ж, значит, надо менять планы и возвращаться. Мириам поняла, что, по крайней мере, по двум причинам им не следовало задерживаться в гостеприимном доме Колина и Линдсей: ей было жалко и Роуленда, и себя. Она встала и сообщила, что им уже пора ехать.

– Она тебе понравилась? – прервал молчание Роуленд, когда они уже проехали половину пути.

– Очень понравилась. Она какая-то прозрачная. Я этому завидую. – После паузы она добавила: – Я думаю, что она не напишет свою книгу.

– Скорее всего, нет. – Роуленд не сводил глаз с дороги. – Но мне кажется, она расстанется с этой идеей без особого сожаления.

– Я понимаю, как тебе было тяжело, Роуленд, – проговорила Мириам после долгого молчания. Она устремила холодный взгляд на его профиль.

– Ничего, постепенно это пройдет. Я все еще… – Он запнулся. – Я привязан к ней. И к Колину тоже.

– Расскажи мне о Колине. Я мечтаю с ним познакомиться.

– Очень эмоциональный, возбудимый. Он все время говорит «О Боже, Боже». И иногда… – Роуленд умолк на мгновение. – Иногда у меня возникает ощущение, что Бог его слышит, а ты ведь знаешь, я неверующий. У Колина доброе сердце, он наивен, и в то же время у него цепкая хватка. Что неудивительно, – сухо добавил он, – если принять во внимание его происхождение.

– А она действительно выйдет за него замуж? – Мириам нахмурилась. – Этот огромный дом, деньги, собственность… Она не боится?

– Ты же видела ее лицо. Когда женщина так светится счастьем и любовью, ей ли бояться?!

Роуленд произнес это довольно резким тоном, и Мириам поняла, что он пытается скрыть другие чувства – горечь и, как подозревала Мириам, душевную боль. Она была сильно задета и ничего не сказала в ответ.

Они въехали в Оксфорд.

– Где тебя высадить, Мириам?

– У колледжа, пожалуйста.

Роуленд сбавил скорость.

– Почему бы тебе не пригласить меня зайти? – небрежно спросил он. – У тебя есть какие-то особые причины не делать этого? Маленькие женские тайны?

– Нет, просто я не принимаю мужчин у себя в доме. Это мой принцип.

– Так было не всегда. Пятнадцать лет назад у тебя не было подобных принципов.

Она покачала головой.

– Тогда я была гораздо моложе и глупее. А теперь многое изменилось – и я, и мои принципы.