|
Но судя по всему, он своим местом доволен, хотя выматывается на работе как черт. И мне досадно, что его не ценят по достоинству. В том же духе я продолжал превозносить добродетели О'Рурка, указывая на тончайшие различия между ним и обыкновенными фараонами. Слова мои произвели должный эффект. Монахан размяк совершенно. – А вот обо мне вы судили неверно, – возвысил он свой голос. – Разве у меня нет сердца, как у любого другого? Есть, да только я этого не показываю. На такой работе раскрываться нельзя. Конечно, не все мы похожи на О'Рурка, но все мы человеки, ей богу! А вы идеалист, в этом все дело. Вам подавай совершенство… Он как то странно взглянул на меня, что то пробормотал себе под нос, а потом продолжал уверенно и властно: – Чем больше мы разговариваем, тем больше вы мне нравитесь. В вас есть то, что когда то было и во мне. Я устыдился этого потом… побоялся показаться слабаком, неженкой. А вот вас жизнь не переломала – вот это то мне и нравится. Что бы с вами ни случалось, вы не превратились в озлобленного зануду. Вы говорили жутко неприятные вещи, и, я вам признаюсь, я чуть было не двинул вас как следует. А почему же не двинул? Да потому, что вы не мне это говорили: вы обращались ко всем таким, как я, сбившимся с пути ребятам. Все это предназначалось как бы лично мне, но на самом деле вы все время разговаривали со всем миром. Вы знаете, что из вас вышел бы отличный проповедник? Вы с О'Рурком – хорошая команда, я то вижу. Мы делаем работу, но никакой радости она нам не приносит. Вы же работаете только ради удовольствия. Скажу больше… Ладно, не имеет значения… Дайте ка мне… Он наклонился ко мне и крепко сжал мою ладонь своими железными пальцами. Я поморщился. – Вот видите, я мог бы вам все косточки переломать, да не хочу причинять боль. А то сидел бы вот так же, разговаривал, смотрел бы вам в глаза, а ручка ваша так и хрустнула бы. Сил у меня хватает. Он разжал свои пальцы, и я поспешил отдернуть руку. Кисть совсем онемела. – Но только сила эта ничего не стоит, – продолжал он. – Это грубая, тупая сила. А вы сильны по другому. Вы меня можете в котлету измолотить своим языком. Вы малый с головой. – Он отвел от меня глаза и с отрешенным видом спросил: – Как рука то? Я ее, часом, не сломал? Я коснулся своей помятой кисти. На правую руку я определенно охромел. – Как будто все в порядке. Он внимательно оглядел меня всего и рассмеялся: – Проголодался я. Давайте ка взглянем, чего бы поесть. Мы спустились вниз проинспектировать кухню. Ему явно хотелось похвастаться царившей там чистотой. Он поднимал в своих руках ножи и топорики для разделки туш, они вспыхивали в лучах электричества, он восхищался этим и хотел, чтобы восхищался и я. – Как то я разделался этим с одним типом. – Он взмахнул топором. – Развалил надвое, без сучка без задоринки. Подхватив под руку, он снова потащил меня наверх. – Генри, – говорил он, – мы должны подружиться. Вы расскажете побольше о себе и позволите мне помочь вам. У вас есть жена – и очень красивая даже… Я непроизвольно дернулся, но он еще крепче сжал мою руку и подвел к столу. – Генри, – сказал он, – давайте ка поговорим откровенно. Для разнообразия. Я ведь могу кое что знать, даже и не видя этого кое чего. – И после паузы: – Вытащите вашу жену из этого притона! Я чуть было не спросил: «Из какого притона?», когда он закончил свою мысль: – Мужчина может с кем угодно путаться и все равно выйти незамаранным. |
