– Ничего. Мы и не таких феминисток обламывали, – самодовольно ухмыльнулся Рабинович и попытался сделать по направлению к вновь обретенной даме сердца очередные несколько шагов, но его остановил неожиданный жест Форсета.

– Ингвиночка, деточка, да я тут при чем? Это все они! – воскликнул кенинг, махнув рукой в сторону ментов. – Сие есть могущественные ворлоки Муспелльсхейма, и именно их вмешательству обязаны мы столь нежданной победой над разбойником Эриком. Пойдем, я тебя с ними познакомлю и все подробно расскажу.

Только сейчас Ингвина заметила пресвятую троицу Отдела внутренних дел. Удивленно вскинув брови, девушка придирчиво осмотрела странный наряд незнакомцев, с неменьшим удивлением окинула взглядом безбородые лица ментов и, пожав плечами, повернулась к Форсету.

– Прежде прикажи поставить коней в стойло и посади моих людей за пиршественный стол, – немного смягчив тон, произнесла Ингвина. – А уж затем я послушаю ваши байки и, если они окажутся правдивыми, так и быть, сменю гнев на милость.

– Ни хрена себе! – едва не подавившись местным пивом от этих слов, возмутился Жомов. – Может, эта кошелка нас еще и на пальцах разводить начнет? Сеня тут же окрысился на друга и, показав ему кулак, поспешил навстречу Ингвине. Ваня в ответ только пожал плечами и покрутил пальцем у виска. Дескать, нет ума роженого, не дашь и ряженого. Попов, в этот раз полностью соглашаясь с омоновцем, утвердительно кивнул головой, не забывая прожевывать очередной кусок жирной свинины. А Рабинович, забыв обо всем на свете, остановился перед златовласой девушкой.

– Сударыня, вам уже, наверное, тысячу раз говорили о вашей несравненной красоте, – старательно изображая на лице самую голливудскую из всех возможных на свете улыбок, оскалился Рабинович. – И пусть я рискую показаться не оригинальным, но все равно скажу, что ваша красота способна ослепить ярче солнца, клянусь алюминиевыми плошками моей тети Сони!.. – Скажи мне, о странник, это так в ваших краях доблестные воители приветствуют друг друга? – оборвала его словоизлияния Ингвина. И поделом! Рабинович поперхнулся.

– Вообще‑то доблестные воители в наших краях пожимают друг другу руки, – не переставая улыбаться, словно заправский Гуинплен, растерянно пробормотал Сеня. Девушка протянула вперед ладонь, и Рабиновичу не оставалось ничего другого, как неуклюже пожать ее.

– Тогда приветствую тебя, незнакомец, – с некоторым вызовом в голосе произнесла Ингвина. – И если твои деяния столь же велики, как похвальбы, расточаемые моим глупым дядей, то пусть милость Тора никогда не покинет тебя и его молот Мьелльнир вдохновляет твое сердце на битву!

– И тебя с тем же. И тебе того же, – в полной прострации пробормотал Сеня, глядя в спину удаляющейся девушки. А затем добавил:

– И тебя... туда же! Впрочем, эта его тирада осталась без внимания, как нелегальная торговля самогоном на дому после взятки участковому. Ингвина, гордо подняв златокудрую головку, прошла к столу Форсета и преспокойно уселась на место Рабиновича. Сеня от такого поворота событий в сердцах сплюнул, а Жомов, увидев его полное фиаско, дико загоготал.

– Ваня, тебе не по фигу, где медовуху глотать? – вкрадчиво поинтересовался Рабинович, подходя к омоновцу.

– По фигу, – продолжая скалиться, согласился тот. – Ну так подвинься куда‑нибудь, – едва сдерживая гнев, сквозь зубы процедил Рабинович.

– Без проблем, – кивнул головой Жомов, всегда сочувствовавший жертвам любовных похождений, и, недолго думая, переместился на соседнюю лавку, мощным крупом потеснив пирующих.