Отведет лучи Солнца с помощью кристаллов Солнечного камня. Только за это придется заплатить ужасную цену. В соответствии с древними текстами, Солнечный камень в зените седьмого дня встанет на вершину Великой пирамиды, некий народ положит в тигель установленное ко¬личество чистой почвы и совершит ритуал власти, «всей земной власти» па тысячу лет.
Эпнер смотрел на Саладина.
— Солнечный камень — настоящая проверка человеческого характера. Перед угрозой катаклизма камень может быть ис¬пользован бескорыстно, для всеобщего блага. Можно им воспользоваться и в корыстных целях, ради обретения абсолют¬ной власти.
— Есть и третий путь, — сказал Саладин. — Наш путь. Если мы сумеем захватить один фрагмент камня и держать его при себе, то обречем мир на две недели природных катастроф, но не на тысячелетнее рабство. Меньшее из двух зол. Согласны, доктор Эппер?
— Что-то вроде этого, — спокойно согласился Эппер. — В любом случае, мой арабский друг, судьба мира зависит от наших усилий.
ВИКТОРИЯ-СТЕЙШН,
КЕНИЯ 1996-2006 ГГ.
После исторического собрания прошло несколько дней. Команда прибыла в Кению, на одиноко стоящую ферму воз¬ле границы с Танзанией. Там им предстояло жить, работать и тренироваться. В ясные дни они видели на горизонте мощ¬ную вершину Килиманджаро.
Далеко от западного мира.
Далеко от врагов.
Ферму окружали широкие безлесные просторы (такое ме¬сто было выбрано намеренно). Поля от дома протянулись на две мили по всем направлениям.
Нежданных гостей здесь не могло быть по определению.
Кенийцы рассматривали Викторию-стейшн как еще одну ферму, облюбованную иностранцами. Все работали на старика Эппера и его красивую жену Дорис. Седовласая, спокойная и добрая женщина была родом из Канады. Приехала вместе с мужем и выступала на ферме в роли заботливой бабушки.
Местным жителям вскоре стало известно, что на ферме есть грудной ребенок — девочка. Дорис или рабочий с фермы частенько наведывались в город и покупали там молочные смеси, памперсы, иногда — игрушки.
Кенийцы решили, что смуглая девочка — дочь молодой блондинки, по-видимому, жены одного из рабочих.
Местные жители, однако, не замечали, что каждую ночь два человека патрулировали усадьбу, обходя ее по периметру.
Лили быстро подрастала.
Из счастливо лепечущего младенца она превратилась в любопытного ребенка, который, сделав свои первые шаги, начал вызывать у всех постоянное беспокойство.
Очень часто закаленные ветераны нервно переворачивали стулья, отодвигали диваны, обшаривали стога сена, разыски¬вая хихикающую крошечную девочку, которая исчезала в мгновение ока.
Вскоре она начала говорить и читать.
Совершенно естественно, что девочка ощутила культурное влияние разных народов. Когда она увидела, как Саладин, преклонив колена, смотрит в сторону Мекки, то спроси¬ла, что он делает. И он рассказал ей все об исламе, правда, попал впросак, когда четырехлетний ребенок спросил, почему некоторые исламские женщины закрывают голову и лицо покрывалом.
— Если бы они не носили чадру, то мужчины бы... гм... перестали их уважать, — откашлявшись, сказал Саладин.
— Зоу не носит чадру, — заметила Лили.
В этот момент несколько человек из команды обедали за столом — Зоу, Эппер и Уэст. Зоу, улыбаясь, смотрела на Саладина, ожидая, что он ответит.
— Не носит, потому что она не мусульманка.
— Но ведь ты видишь ее голову, верно? — спросила Лили.
— Да...
— А значит, согласно законам ислама ты не должен ее уважать. |