– Но не в именьице! – живо возразил братец.

Даже протестующе выставил руки.

– Почему не в именьице? У тебя и раскладушка на такой случай есть, – напомнила я.

– Потому что… я передумал ночевать в именьице, у меня завтра представление, мне будет удобнее ехать на работу из города!

Я вздохнула:

– Тогда звоню Косте, других вариантов нет.

– А такси?

Я посмотрела на обморочного мужика и оглянулась на заколоченный инструмент:

– Нельзя такси. Если те, кто засунул парня в гро… яль, будут искать его, такси наведет их на след. Думаешь, много такси приезжает по вызову в эту глушь?

Эмма только поежился.

А я достала из сумки мобильный и позвонила Косте.

Блестящий чистенький «БМВ» осторожно подполз к нам на брюхе по глинистой колее минут через двадцать.

Хороший у Караваева персонал, вышколенный! Водитель Костя прибыл по моему вызову без вопросов, правда, вид имел хмурый и недовольный, но я не обратила на это внимания – он всегда такой. Ну нет у человека чувства юмора и авантюрной жилки, обидела его природа – мать наша…

– Я вперед, вы назад! – Эмма, завидев красивую машинку, подскочил, торопясь занять лучшее место в салоне.

– Все назад, – возразила я и пояснила шепотом, чтобы не услышал водитель: – А то наш ненастоящий труп на бок завалится, его нужно придерживать с двух сторон.

– А если завалится, то что? Он вон в гро… яле валялся – и ничего, чем ему в «бэхе» хуже? – не понял братец.

– У Караваева будет много вопросов.

– Тогда ладно, – дискутировать с Караваевым Эмма опасается – Мишаня беспардонно давит авторитетом.

Мы подняли с травки ненастоящий труп, уже похожий на полуживой организм – во всяком случае, ходячий, – и затолкали его в машину. Залезли сами подперли тело с двух сторон своими плечами:

– Трогай, Костя!

– Куда?

– Ко мне, в «Баварию».

«Бавария» – это элитный жилой квартал, построенный по образцу и подобию европейского городка. Очень уютный, чистенький, аккуратненький и тихий.

Караваев смеется, что лично я с этим местом сильно диссонирую по стилю – мне, мол, больше подошло бы жить в цыганском таборе, – но я «Баварию» нежно люблю: это наш с Петриком приют спокойствия, трудов и вдохновения.

«Бэха» услужливо доставила нас к самому крыльцу, мы выгрузились так же дружно, как загрузились, и повлекли самоходный полутруп в подъезд. На лифте поднялись к двери квартиры, придавили кнопку звонка – искать свои ключи мне было несподручно, потому как сумка оказалась зажата между моим боком и бедром ненастоящего трупа.

– Иду, иду! – пропел внутри Петрик и распахнул дверь. – Оу? – Красивые брови моего лучшего друга выгнулись арками «Макдоналдса».

– Привет! – сказала я.

– Здоров! – сказал Эмма.

А ненастоящий труп ничего не сказал и даже глаза не открыл, чтобы посмотреть на Петрика. Может, оно и к лучшему: с непривычки это зрелище могло убить наповал.

На Петрике было коротенькое шелковое кимоно, сливочно-белый цвет которого красиво оттенял золотистый загар из солярия, на ногах – шлепанцы-гэта, открывающие свежий педикюр. На голове – писк парикмахерской моды: повязка-солоха из шелкового платка. Выпущенные поверх нее локоны переливались оттенками золота и бронзы.