Я ничего не понимала. Похоже, мы влезли со своими поисками в какую-то опасную чужую игру. А может быть, как раз наша игра была частью чужой игры. Федька сказал, что мы нашли что-то не то. И правда, не то. Это я только сейчас сообразила, что граф Протасов никак не мог спрятать здесь жестяную коробку с царскими монетами и приказом Тухачевского. Хотя бы уже потому, что его убили в 18-ом году, а приказ был издан в июне 21-ого. Значит, «то» нашел Федька? И оно где-то здесь? Не зря же он сказал, что мы должны его отдать? Но, выходит, за ним следил кто-то еще. И Федька решил, что мы ищем не только графские сокровища, но и его самого – по чьему-то приказу.

У меня просто голова кругом шла – и в прямом смысле, и в переносном. Кто же тогда организовал охоту за кулонами – и в Москве, и в Питере? Федька? А может, кто-то еще – тот, от кого он прячется?

Нет, хватит. Пора уносить ноги. Как плохо, что на сеннике нет окна, чтобы оглядеться. Может, расковырять крышу? Она выглядела довольно хлипко и, похоже, текла при малейшем дожде. Вряд ли очень сложно будет продолбить в ней дыру.

Поскольку ничего подходящего под рукой не было, я вытащила из настила отпиленный кусок доски, встала на цыпочки и принялась долбить дранку, покрытую какой-то дрянью. Два-три хороших удара – и моя рука с куском доски уже торчала наружу. Я представила, как это выглядит со стороны, и хихикнула. Смех моментально отозвался залпом головной боли и дурнотой.

Впрочем, проковырять в крыше дыру – это было полдела. Попытки подтянуться и выглянуть ничем хорошим не кончились. Дрань (она же дрянь) подламывалась, царапая руки, как взбесившийся кот. В результате я только потеряла время, не говоря уж о более материальных потерях.

Прыжок вниз с сенника на этот раз не удался. Руки сорвались еще до того, как я успела вытянуть ноги. Жалобно пискнув, я полетела вниз и упала на спину. От удара перехватило дыхание. Боли я не чувствовала, но, прежде чем нырнуть в мягкую, уютную темноту, подумала, что, наверно, сломала позвоночник.

                                                      17.

Будильник просто надрывался, изо всех сил пытаясь выполнить свой долг – разбудить меня и спровадить на работу. И ему было глубоко наплевать на то, что я в отпуске и могу спать хоть до вечера. Правда, почему-то это был не наш старый заслуженный круглый будильник с большой выпуклой кнопкой, а мобильник в роли будильника. Странно, я никогда не пользуюсь трубкой в этом качестве – уж больно тихо она пищит. И потом, кажется, у меня никогда не было такой мелодии.

Открывать глаза не хотелось. Все тело словно сочилось болью. Словно меня долго и упорно били. Или... Или я упала откуда-то?

Ну да! Я ведь упала с сенника и ушибла спину. Не открывая глаз, я попыталась пошевелить руками и ногами. Получилось. Значит, позвоночник в порядке. Между тем, телефон продолжал надрываться. Подождите, но ведь у меня же нет мобильника, он остался в отделении милиции на Московском вокзале.

- Смотри, шевелится! – сказал довольно противный голос. – Эй, ты! Поднимайся!

Кое-как я разлепила глаза и попыталась сесть. Спину ломило, словно я сутки напролет копала картошку. Голова гудела, как самый большой церковный колокол. В носу все слиплось, да так, что дышать я могла исключительно ртом.

Оказалась, что избушка полна народу. Просто кворум, негде яблоку упасть. На лавке сидела бледная, встрепанная Светка с совершенно отсутствующим взглядом, а рядом с ней какой-то незнакомый тип, дорого и модно одетый, стильно подстриженный, с неприятными ледяными глазами.